Герой из героев. Попытка не пытка

Слова расплывались. Я их слышал, но не воспринимал в тот момент. Моё сознание поглотили построения химических формул. Единственное, что я видел чётко в реальном мире, так это несуществующих едко-зелёных червей. И то, что ткань мешала мне рассмотреть их, заставило меня с раздражением резко схватить жреца за руку. А затем я под всеобщее ойканье одним движением разрезал рукав рясы Артура ножом, который лежал рядом со мной на столе. И заключил:

— Гангрена. Чёрная плоть.

— Нет, сын мой. Вы ошибаетесь, — проблеял враз побледневший Артур и здоровой рукой отодвинул подальше нож, вновь положенный мною на столешницу. — Я поранился, когда помогал на конюшне. Рана опухла сильно, но она несерьёзная. Молитвами Энкайме я быстро выздоровею.

— Молитвами Энкайме?

Я зачем-то осмотрелся, как будто действительно ожидал узреть поблизости богиню. Но увидел только хорошо изученную со всех сторон белую мраморную статую, у ног которой лежали подношения.

— Молитвами Энкайме, — подтвердил мой собеседник, и тут же я с ним согласился.

— Да. Молитвы Энкайме будет хорошо.

Сказав это, я встал и подошёл к статуе, чтобы поднять ранее замеченный мною основательно заплесневелый хлеб. А потом вернулся обратно. Возле Артура уже находился молящийся Стефан. Горбун внимательно рассматривал рану и обескураженно говорил:

— Боюсь, что сударь Морьяр прав. Это начало чёрной плоти. Её так просто не вылечить.

— Молитвами Энкайме! — опровергающе, но словно во сне повторил я.

После чего под пристальными взглядами переставших трапезничать жрецов и послушников ногтями сцарапал с хлеба плесень, наложил на загноившийся порез и… и вдруг очнулся.

Пожалуй, меня настолько захватили мысли о попытке лечения тяжёлой заразы антибиотиком, что одержимость прекратилась только тогда, когда я воплотил задумку в жизнь. Правда, не для того, кого хотел, и не тем веществом, что хотел. Элдри обычный пенициллин не помог бы.

— Богохульство! — выпалил кто-то из жрецов.

А затем я оказался под крайне огромным замком в крайне неуютном помещении, где всю ночь раздумывал над крайне серьёзным вопросом — призывать ли мне Тьму на помощь или же… нет?

* * *

Самолюбие неистово угнетало разум, требуя отложить контакт с Хозяевами до наступления максимально критичного момента, а то и вовсе навсегда. Я был слишком умён и талантлив, чтобы сбегать при помощи унизительного обращения к владыкам Тьмы. Предвестник не должен пугаться какого-то возможного костерка!

Однако жить хотелось, несмотря на гордость.

И не иначе как сила моего желания была на этот раз фортуной услышана. Утром вопрос отпал сам собой. Святой Артур, как оказалось, не стал вычищать рану. Боль у него ослабла, опухоль немного спала, и он тут же возвестил миру, что я спас его! Стефан подтвердил, что наступило неожиданное улучшение. Так что, по раздумьи, меня выпустили.

Объяснить толком, почему я вчера сделал именно то, что сделал, у меня не получилось, но жрецы сами умудрились интерпретировать моё помутнение рассудка до некой мистической связи с Энкаймой. Выходило, что моя добродетель в бескорыстном (кхе-кхе) распространении лика и слова её, а, значит и веры, заслужила признание богини. Подобный вывод меня крайне порадовал, ибо он подводил к решению проблемы с Элдри. К очень простому решению. Вместо того, чтобы выискивать почву с подходящим для синтеза составом, я наплёл молящемуся Стефану о некоем душевном порыве изобразить лик богини в крайне сложной технике. И попросил достать необходимые материалы, из которых уже можно было выделить необходимое вещество без особого труда. Жрец обещал подумать, и я понял, что ошибся с выбором поставщика. А потому незамедлительно приступил к преследованию иерахона. Обескураженный моей фанатичной настойчивостью и навязчивостью иерахон всё-таки согласился. В конце концов, всё материальное в городе, где умерло уже более половины жителей, имело мало смысла. Так что к вечеру я обладал всеми необходимыми ингредиентами.

К сожалению, создание сыворотки требовало времени, могло пойти не так, как я предполагал, а у Элдри уже начался не только жар. Бубоны на теле не оставляли сомнений в том, что она больна чумой.

— Вчера мы сожгли аж восемь колдунов, — гордо произнёс стоящий прямо за моим плечом молящийся Рикард. Из-за него я был вынужден рисовать набросок, а не заниматься действительно интересующим меня делом. — Этот город полон богохульной мерзости!

— Вместе с теми, что вы до этого сжигали, будет уже шестьдесят девять человек. В Амейрисе столько магов разве что в столице наберётся.

— Всех их добрые люди застали за колдовством.

— Да? Помнится, четыре дня назад одна из женщин громко опровергала свою вину. Клялась в верности Энкайме. Говорила, что всего‑то хотела благословить воду в колодце.

— Но все испившие той воды заболели. Она занялась колдовством, принимая за глас богини нечто омерзительное. И раз оно проникло в неё, то в ней было много греха.

— Теперь я вижу суть вашей логики.