Герой из убежища

Тем временем Сабина и Джамал, помощники шаха Тимура, разжигали догоравший костёр. Высокое пламя, видневшееся и из самых дальных земель, должно было привлечь дракона.

– Этим огнём вы можете уничтожить целое поселение! – грозно сказал мой брат.

– И правда, пламя получилось мощное… Надо тушить, – признала Сабина.

– Я принесу воды, – предложила я.

Мой брат одобрительно кивнул, и мы с Сабиной побежали наполнять ведро. Когда мы вернулись, мы обнаружили, что Джамал, как заворожённый, продолжал подбрасывать ветви и огонь вспыхивал всё сильнее. Оживленная дискуссия, происходившая между остальными ребятами у дальних яблонь, где Тимур добывал оружие для сражения, не давала им обратить внимание на приманку для дракона. Я вылила содержимое ведра, но казалось, пламя разыгралось ещё ярче. Я начала паниковать. Во рту пересохло, я едва смогла произнести имя брата. Ребята оглянулись и тут же бросились к костру. Первая прибежала Мардона, отняла у меня ведро и кинулась к умывальнику у себя во дворе. Мой брат побежал вслед за ней. Юра взял за руки Сабину и Джамала и потянул их подальше от огня.

– Вы с ума сошли? Приманки поменьше было достаточно! – завопил Тимур.

– Боялись, что дракон может уничтожить поселение, а это едва не сделали мы сами, – смеясь, сказал мой брат, обливая костёр водой через шланг.

– Просто не надо было просить сильнее разжечь костёр, – добавила Мардона, выливая воду из ведра.

– Я не просил его разжигать сильнее, я просил не давать ему затухнуть!

– И в любом случае я добежала за ведром первая!

– Смотрите! Маленькие драконы! – перебил Джамал спорящих Тимура и Мардону. Над нами кружились летучие мыши. Сабина с воплем бросилась прятаться во дворе.

– Да не бойся, у летучих мышей всё отлично с ориентиром! – крикнул ей вслед Тимур.

– Правда? А я слышал, что летучая мышь может застрять в волосах, если они длинные, и тогда её не вытащить – будничным тоном сказал Джамал.

– Мардона, собери волосы! – хором крикнули мы с братом и Юрой и рассмеялись.

Мардона и Тимур всё ещё спорили, когда мы вошли к ним во двор, предварительно убрав за собой на поле. В этот момент через главные ворота вошёл Захид-тога, их отец, и мы все хором, кроме его детей, поздоровались с ним. Заметив отца, Тимур и Мардона бросились к нему навстречу. Тимур крепко пожал ему руку, осведомился о его делах, пока Мардона повисла на его шее.

– Как вы все, ребята? Не скучаете? – спросил Захид-тога, широко улыбаясь.

Я не испытывала к Захид-тога необъяснимой неприязни, как к его жене, но в нём было что-то такое, что вызывало жалость. У него всегда был блуждающий взгляд, и даже тогда, когда прямо за ограждением его участка поднимались огромные клубы дыма, он не заметил ничего необычного и не задал нам никаких лишних вопросов. Разговаривая с нами, он выглядел так, будто лихорадочно что-то искал. Что-то жизненно важное для него. Но при этом Захид-тога был человеком, который мог не увидеть нужную ему вещь, даже если она была под носом.

Настаивая, чтобы мы удобно расположились на топчане, сам Захид-тога, умывшись, сел за маленький стол у крыльца. Мардона вынесла ему лепешки, каймак⁹, разрезанные фрукты и овощи. Она тогда не умела готовить, но услуживала отцу, как могла. Заварив чай, она понемногу наливала ему в пиалу, не давая Захид-тога делать это самому. Я с умилением наблюдала за тем, как Мардона, наша дикая розочка, самая быстрая из всех ребят, такая сильная, гордая, волевая, рядом с отцом становилось нежной и ласковой. Второй раз за день я поймала себя на том, как настоящее, вместе со смехом и разговорами моих друзей, растворялось, становилось лишь дальним фоном, пока я была очарована чем-то более масштабным и вечным. То, как молниеносно Мардона наливала своему отцу чай, стоило ему опустошить пиалу, согревало меня не меньше, чем пляшущие языки пламени.

Только перед сном, когда я вновь представила эту тёплую картину, я начала размышлять о своих отношениях с отцом и сравнивать их с тем, что было у Мардоны и Захид-тога. Была бы Мардона так же мила с таким отцом, как у меня? Смогла ли я сама быть так внимательна к Захид-тога, если бы была его дочерью? И насколько сильно я была виновата в том, что у меня с отцом не было таких моментов, как тот, за которым я с таким упоением наблюдала? Я решила, что со следующего дня постараюсь быть более учтивой к отцу, но тут же отвергла эту мысль, посчитав её противоестественной. Как обычно, засыпая, я благодарила Бога за брата и дедушку, но в тот день я особенно отчетливо почувствовала пустоту, вызванную отсутствием тепла со стороны отца. Со временем я научилась не обращать внимание на эту пустоту и мириться с ней, но я раз и навсегда осознала, что никогда не смогу её заполнить. И никто не сможет.

IV. Уязвимость и рыцарь с бронёй.