Дом семьи Сабины располагался в самом конце улицы ближе к полю. В отличие от нашего участка и огромной территории семьи Аскаралиевых, перед участком Умаровых были не прочные бетонные стены, а лишь проволочное невысокое ограждение. Крошечное пространство вокруг коттеджа практически полностью было занято тутовыми деревьями. На проржавевшем топчане сидел Джамал, усердно что-то прорисовывавший на тетрадных листках.
Мне ужасно не хотелось оставаться с Сабиной и продолжать разговор о её игре на фортепиано, но пока я пыталась придумать отговорку и вернуться домой или снова отправиться на поиски брата, Сабина успела забежать на кухню и вынести лепёшки с фруктами.
– Ты голодна? Могу налить тебе маставу5
, если хочешь.– Нет, спасибо, я уже пообедала, на самом деле мне пора… А что ты рисуешь?
Я наконец обратила внимание, над чем кропотал Джамал. Его рисунки всегда вызывали у меня недоумение. Порой они были достаточно красивы, но чаще всего Джамал, давно вышедший из младенческого возраста, оставлял на бумаге какие-то каракули.
– Пожар, – не поднимая голову, буркнул художник. Сабина улыбнулась жеманной улыбкой, которая обычно бывает на лицах матерей, когда их дети делают что-то неподобающее в обществе.
– Мне пора идти, – сказала я на этот раз более уверенно, – вечером ещё все соберёмся.
Неожиданно для меня Сабина совсем не стала протестовать. Пройдя со мной несколько метров, она попрощалась и вернулась к себе.
Дома я почувствовала, что меня клонит ко сну. После того, как я зашла в комнату брата и убедилась, что его нет, я легла на кровать и тут же заснула.
Разбудила меня мать. Наступило время поливать во дворе. Обычно этим занимался мой брат, а я подметала и расставляла подушки на топчане. Но чтобы не привлекать внимание к отсутствию моего брата, который так и не вернулся, я быстро спустилась, взяла в руки грязный шланг и начала работать.
Я успела привести двор в порядок, почистить овощи к ужину, отец должен был вот-вот вернуться с работы, а брата так и не было видно, что начало не на шутку меня беспокоить. Я ходила босиком по прохладному, влажному асфальту, проверяла по несколько раз, каждый ли миллиметр коснулась вода, полит ли каждый цветочек, аккуратно ли лежит каждая подушка. Моя мать вышла с подносом с едой. На улице послышались шаги, и я не могла разобрать, взрослый это человек или нет. Не зная, кого бы я предпочла увидеть в эту секунду, моего отца или брата, которого тут же увидела бы мать, я поспешила забрать у неё поднос, чтобы она быстрее вернулась на кухню к приготовлению оставшейся еды.
Наружная дверь скрипнула и во двор осторожно вошёл мой брат. Передав поднос мне, моя мать подошла к брату и начала кричать:
– Ты что, не заходил домой?! Всё это время был на солнце, просто невероятно! Весь горишь, всё лицо в веснушках! – с отвращением закончила моя мать.
Мой брат умыл руки, и даже не взглянув на меня, залез на топчан. Моя мать вынесла столовые приборы и чуть ли не швырнула их на стол.
Вернулся с работы мой отец, вымыл руки и тоже приступил к ужину. На наше тихое приветствие он едва кивнул.
Как и всегда, все ели молча. Мой брат ел быстрее обычного и явно хотел смыться из-под сверлящих глаз матери как можно скорее.
– Куда это ты собрался? На улицу больше не выйдешь, – грозно сказала мать, когда мой брат осторожно спускался с топчана.
– Он что-то натворил?
– С утра где-то шлялся на солнце.
Мой брат переминался с ноги на ногу, ожидая вердикт. Голову как обычно при разговоре с родителями он не поднимал.
– Пусть три дня из дома не выходит, – неожиданно просто сказал мой отец.
И на этом всё. Родители не поинтересовались, чем был занят мой брат, было ли это необходимо, с кем он провёл время. У нас никогда не было перечня правил, нарушение которых влечёт к наказанию. Сегодня мы могли провиниться за дело, которое вчера было вполне допустимо и на которое никто бы не обратил внимание. Моему брату и мне оставалось лишь обрадоваться, что проступок не вызвал гнев у отца, что могло привести к гораздо более серьёзным последствием, чем домашний арест на три дня.
После ужина родители ушли в зал смотреть телевизор, я убиралась на кухне. Мой брат остался сидеть на топчане с обмазанным толстым слоем сметаны, по настоянию матери, лицом. Домыв посуду, я залезла на топчан, уселась чуть поодаль от него и ждала, не начнёт ли он разговор. Он продолжал сидеть тихо, не обращая на меня внимание. Сделав над собой усилие, я пододвинулась к нему и пыталась заглянуть ему в глаза. Он отворачивался, хмурил брови, но в конце концов улыбнулся.
– Почему вы такой сегодня?
Мой брат пожал плечами и вздохнул. Ещё несколько минут он молчал, ковыряя поверхность одеяла.
– Если я расскажу тебе кое-что, ты потом никому не расскажешь? – наконец прошептал мой брат. Я активно замотала головой и широко раскрыла глаза.
– Я сегодня видел что-то очень странное, какой-то совсем необычный сон… Был внутри очень высокого, белоснежного, просторного здания, в каком никогда не бывал, и там была такая длинная лестница, я всё поднимался, поднимался, и казалось, ей нет конца…