Герой из убежища

– Не знаю, меня всё устраивает, – ответил Джамал. В отличие от своего двоюродного брата он явно наслаждался безмятежностью дня и надеялся, что в голову Тимура не будут приходить безумные идеи как можно дольше.

– Нет, так не пойдёт. Будем сидеть без дела, кушая и греясь на солнышке, можем вырасти бесполезными людьми. Всегда нужно действовать, придумывать себе занятие.

– Дай хоть поесть спокойно, – отозвалась Мардона. Её голос звучал равнодушно, словно ей не было никакой разницы, будет ли Тимур продолжать читать мораль или замолкнет, и в этом был своеобразный шарм.

– Нет, это правда. Если дать себе хоть день отдыха, ты начинаешь лениться, утрачивается способность мыслить, ты просто надеешься, что другие что-то придумают за тебя, и ты просто соглашаешься с ними, иногда даже если оставшаяся где-то в глубине тебя доля здравого смысла говорит тебе, что это неправильно.

– Даже великие люди отдыхают, и потом, Тимур, ты, кажется, забываешь, что мы не работаем, мы всего лишь дети, – засмеялся Юра.

– Это серьезнейшая ошибка! Никогда не стать великим, если считаешь себя ребёнком.

– Ну, уверен, когда-нибудь это для меня изменится, – пожал плечами Юра.

– Думаешь это так просто – понять, когда ты больше не ребёнок?

Все резко повернулись к моему брату. Он впервые в тот день вступил в разговор, однако он сказал свои слова так, будто обращался в пустоту. Мороженое струйкой текло по его рукам и капало на землю, и взгляд моего брата был опущен на белую лужицу у его ног.

– Не надо всё так усложнять, – после недолгой паузы сказала Мардона, обращаясь к Тимуру, – У тебя есть целое лето, чтобы дни напролёт упражнять свою гениальность на нас.

Мы доели мороженое, но игры никак не складывались. Даже Тимур окончательно растерял свой энтузиазм и сидел, лениво бросая камешки, валявшиеся у ног. У всех на лицах было полное безразличие. Только мой брат, казалось, упорно размышлял о чём-то, но своими мыслями он не делился.

– Может, телевизор пойдём смотреть? – вздохнув, предложил Тимур.

– Не думаю, что сейчас показывают что-то интересное,– ответила Мардона.

– Всё интереснее, чем сидеть с вами. Вот Искандар, ты почему так приуныл?

Мой брат не отвечал. Он настолько погрузился в свои мысли, что потребовалась окликнуть его три раза, прежде чем он отреагировал.

– Я устал. Пойдём по домам отдыхать.

Мы все застыли от такого внезапного предложения моего брата. Но ещё больше мы удивились тому, как совершенно не сопротивляясь, мы поплелись обратно на свою улицу. В первые в жизни мы добровольно вернулись домой пораньше на обед, и даже никому из взрослых не пришлось нас звать.

Стояла невыносимая жара. В такую пору, казалось, в нашем посёлке совершенно безлюдно. После обеда я лежала у себя в комнате, надеясь, что мой брат окликнет меня и предложит какое-нибудь увлекательное занятие. Но его всё не было слышно, и я, уткнувшись в стену, проводила пальцем по узору на ковре, висевшем над моей кроватью.

Раздался осторожный скрип ворот. Я вскочила с кровати так быстро, будто ждала этого сигнала. Я не успела разглядеть из окна, кто вышел на улицу, но была уверена, что это был мой брат. Чтобы не услышала моя мать, спавшая в соседней комнате, я на цыпочках спустилась по лестнице и бесшумно вышла во двор.

Меня пробрала дрожь. Кошмары прошлой ночи ещё не отпустили меня, и я засомневалась, стоит ли выйти одной. Но солнце, от которого, казалось, всё плавилось вокруг, приободрило меня, и я решила, что русалки в такое время не будут выплывать из арыков.

Брата не было видно. «Наверное, он успел свернуть за угол», подумала я и побежала в том направлении. И тут я лицом к лицу столкнулась с Сабиной, которая возвращалась из музыкальной школы.

– Вы видели моего брата? Он пошёл в сторону футбольного поля? – не поздоровавшись, спросила я Сабину и сразу осеклась, вспомнив, как дедушка всегда подчеркивал важность приветствия.

– Нет… Что-то случилось? А где все?

Я объяснила Сабине, что мы все устали и разошлись по домам, не уточнив, почему я вдруг решила, что мой брат снова выбрался на улицу. Не задавая больше никаких вопросов, Сабина начала тараторить про то, какое выдалось у неё занятие в тот день. В мельчайших подробностях она описывала замечания, сделанные её преподавательницей. Сабина боготворила её, хотя тогда я навряд ли могла это заметить. Единственное, что меня волновало – куда и зачем убежал мой брат, и изображать заинтересованность в музыкальных терминах мне становилось всё сложнее.

Нелегко объяснить, почему я не предложила Сабине отправиться на поиски беглеца, а вместо этого поплелась с ней в сторону её участка. Я тогда чувствовала что-то таинственно-священное в одинокой прогулке моего девятилетнего брата и не хотела, чтобы кто-то ещё знал о ней.