Герой из убежища

Неохотно ковыряя кашу, я с грустью смотрела на фотографии нашей матери в молодости, пылившиеся на полке. На них она ещё широко улыбалась и казалась удивительно красивой, полной жизни девушкой. «Её огонь явно начал затухать после замужества», с горечью размышляла я. Возможно, она была таким человеком, которого переполняла теплота, и ей был необходим кто-то, на кого можно было бы излить свою любовь. Потеря первенцев и долгие годы без детей заглушили в ней потребность любить, и та переполняющая любовь, которая была внутри неё, начала черстветь, разрушая все её другие положительные качества.

Отец на всех немногочисленных старых фотографиях (при этом ни одна фотография с ним, кроме свадебной, не стояла на полке) был таким же серьёзным, каким я его видела с рождения. Почему-то мне всегда было гораздо легче на душе, думая, что у родителей были серьезные испытания. Хотя порой я сравнивала их с дедушкой и не понимала, почему он совсем другой. Он был уже пожилым человеком, который повидал много неприятностей, и, вероятно, гораздо более страшных, он всегда улыбался и тепло обходился с каждым, кто встречался на его пути.

После завтрака отец сразу уходил на работу. В то время он работал прокурором, и название этой профессии долгое время было единственным, что я знала о его сфере деятельности. Когда люди узнавали, что я прокурорская дочь, это всегда вызывало у них странную непонятную мне реакцию: кто-то резко становился ко мне приветливее, кого-то это смущало и даже пугало. Отец никогда не рассказывал о своих делах. Уходил из дома рано утром в определённое время, и возвращался также четко по расписанию.

О том, когда у отца на работе были напряженные дни, и в целом когда у него были проблемы, можно было понять только по едкому запаху сигарет, исходившему от него. Привязанности к сигаретам у него не было, и как только наступали более спокойные дни, он бросал курить. На тот момент я ни разу не замечала, чтобы отец курил дольше, чем три недели к ряду. В такое время он бывал особенно суров, ещё более раздражителен, чем обычно, и сильнее стремился сидеть в одиночестве и никого перед собой не видеть. Любая мелкая оплошность, совершенная кем-нибудь из нас, его детей и жены, заканчивалась крупным скандалом с громкой бранью и разбитой посудой. Поэтому каждый раз, когда отец требовал привести ему спички и во дворе появлялся зловонный дым, ненавистный нам с братом с раннего детства, мы тяжело вздыхали и, трепеща, ожидали бури.

В летнее время с уходом отца и до его возращения мы с братом беззаботно проводили время, наслаждаясь детством, которое, несмотря на отсутсвие ласк со стороны родителей, было тёплым и счастливым. Недолго до наступления жары и после полуденного сна мы гуляли с многочисленными соседскими детьми, каждый раз придумывая разные игры, устраивая соревнования и иногда разговаривая о волнующих в юном возрасте темах, сидя в тени деревьев или на топчане во дворе одного из членов нашей компании. Хоть в раннем детстве отношения с мальчишками, друзьями моего брата, у нас, девочек, складывались не лучшие, с возрастом мы сближались и всё больше времени проводили вместе. Порой от нашей компании кто-то отдалялся, ненадолго появлялись новые члены, но в неизменный состав, окончательно сформировавшийся, когда мне было пять лет, входили мы с братом, Тимур и Мардона Аскаралиевы, Джамал и Сабина Умаровы и одноклассник моего брата, Юра Новиков.

Покончив с завтраком, убравшись и расставив посуду в нужное место, мы с братом тут же вышли на улицу, где нас уже поджидал скучающий друг, гревшийся на солнце, сидя на бортике у ворот участка напротив. В этом участке жили Аскаралиевы. Камола Аскаралиева, кормившая моего новорожденного брата, была матерью четверых детей, двое из которых, мальчики, были намного старше нас и уже оканчивали школу, когда я только собиралась поступать в первый класс. Камола-хола⁴ была статной, элегантной, утонченной женщиной с безупречным вкусом, и за всю свою жизнь я ни разу не видела её с небрежной прической или в безвкусном наряде, хотя, казалось бы, соседей порой видят и в неопрятном виде, что должно быть естественным. Она была внимательной соседкой, часто помогавшей нам и другим в бытовых мелочах, но выражение её лица часто приобретало оценивающий, надменный вид, и даже с нашей семьей, хоть она и была молочной матерью моего брата, она держалась довольно холодно. Но к моему брату, без сомнения, она относилась гораздо теплее.