Герои Курской битвы

— Вы, Иван Николаевич, передайте своим товарищам, что положение наше твёрдое, оборона стоит прочно, а через два-три дня, когда они окончательно выдохнутся, мы их снесём. А сейчас слушайте боевую задачу: скрытно выйти к оврагу ручья Брусовец, затаиться там и наблюдать. Утром доложите — что увидели, что услышали. Оборону там держит рота старшего лейтенанта Великанова, он предупреждён, даст напарника, пулемётчика. Ночи сейчас светлые…

— Не беспокойтесь, товарищ майор, — ответил Кульбертинов, — охотник хорошо видит и днём, и ночью. Днём — как беркут, а ночью — как сибирская сова.

— Задача ясна?

— Не совсем, товарищ майор. Только наблюдать и слушать? А винтовка пусть ржавеет?

Майор Козин сдержанно засмеялся:

— Раз-другой можешь выстрелить. Разрешаю. Но не больше. Договаривайся с Великановым.

Он бежал, как олень. На правый фланг к ручью и оврагу, мимо которого их рота проходила несколько часов назад. Винтовку с зачехлённым прицелом по-охотничьи бережно держал в руках прикладом вперёд. У кромки оврага начинались окопы. Здесь его окликнули. Он назвал свою фамилию. Она и была паролем.

— А, сибирячок, — отозвался из темноты чей-то властный голос. — Проходи.

Его встречал сам командир роты старший лейтенант Великанов. Ротный вполне соответствовал своей фамилии — рослый, с медвежьей походкой.

— Откуда призван? По голосу слышу — якут?

— И якут, и эвенк, — ответил Кульбертинов.

— А я с Алдана.

— Земляк!

Обнялись. Старший лейтенант Великанов обхватил щуплого Кульбертинова, как медведь соболя.

— Сейчас тебя проводят к нашему боевому охранению. Сержант Бедов и его ребята там, впереди. А тебе в напарники даю своего лучшего пулемётчика. Вот, Хисматуллин.

Из темноты выступила фигура пулемётчика. ПД с круглым диском, отсвечивающим в темноте своим чёрным маслянистым светом, лежал у него на плече.

— Предупреждаю, землячок, стрелять, если вздумаешь стрелять, — только с запасной позиции. Иначе закидают моё охранение минами. А вообще-то твоя задача — наблюдение. Так приказал майор Козин. Наблюдай, сибирская сова. Пострелять ещё успеешь. Задача ясна?

— Ясна, товарищ старший лейтенант. На месте соображу.

— Соображай. Только не подставь моих ребят под мины. Миномётчики у них тут — волки опытные. Три мины — и цель накрыта.

Волки… Волки… Не выходило из головы это слово, пока пробирались по склону оврага, по едва различимой серой тропе к окопу боевого охранения. Волк — хитрый зверь, умный и сильный. Кульбертинов знал это. И знал, как его взять.

Начиналась его война. Война сержанта Ивана Кульбертинова.

Окоп боевого охранения представлял собой полукруглую свежую копань. По всей вероятности, это была воронка от тяжёлой авиационной бомбы. Бойцы её расширили, углубили по бокам, приподняли по всему периметру бруствер и замаскировали его травой и ольховыми ветками. Ниже по склону, почти у самого ручья, был отрыт ещё один окоп, на двоих человек. Выше, чтобы контролировать пространство левее оврага, бойцы отрыли ещё одну ячейку. Там дежурил расчёт «Максима».

Кульбертинов быстро осмотрелся, послушал тишину и монотонный плеск воды в ручье, понюхал воздух — лёгкий влажный сквознячок тянул с немецкой стороны — и решил выдвинуться шагов на сто вперёд, найти позицию на изгибе оврага и там затаиться. Пулемётчика Хисматуллина он взял с собой, но приказал ему окопаться ближе на пятьдесят шагов, на противоположной стороне оврага, чтобы не оказаться на одной линии огня с боевым охранением.

Позицию он отыскал быстро. У сросшихся старых ольх за грядой валунов.

Ночь сгустилась, ушла в самую свою глубину. В овраге было ещё темнее. Но острый глаз сибирской совы вскоре различил впереди очертания оврага, силуэты деревьев и цепочку бугорков. Но это были не валуны. Окопы! Теперь оставалось ждать. Оттуда, из глубины оврага, доносился стук сапёрных лопаток. Окапываются. Но вскоре снайпер понял вот что: стучали не малые сапёрные лопаты — значит, там окапывалась не пехота. Снайпер снял каску и напрягся всем телом, всматриваясь в темноту. Он готов был превратиться в росомаху, но увидеть, наконец, что там, в глубине оврага происходит и кто там окапывается. Немцы тихо переговаривались. Но их языка он не знал, а потому понять ничего не мог. Иногда на немецкой стороне взрёвывали моторы. Танки. То два-три сразу, то больше. Моторы перемещались. Выходят на исходные? Готовятся к наступлению? Всё это надо сообщить майору Козину. Для этого он сюда его и послал.

Но Кульбертинову хотелось стрелять. Красноармеец должен ненавидеть врага…

Перед рассветом ночная мгла будто заполнилась сажей. Глаза слипались. То ли от усталости, то ли от этой сажи.

Когда Кульбертинов в очередной раз открыл глаза, испугался. Овраг был виден шагов на полтораста вперёд. Проспал? Скоро рассветёт окончательно. И тогда уйти назад, к окопам боевого охранения будет непросто.

Слева, в отрытой нише оврага виднелись, выставленные немного под углом, короткие стволы миномётов. Лес кругом был сведён, чтобы не мешал ведению миномётного огня. Миномёты стояли в ряд, словно столбы якутского балагана. Так вот они, волки.