Герои Ленинградского Неба

советской земли. Родился в деревне Воронино Шатурского района, что в Подмосковье. Когда закончил начальную школу, подрос и окреп, пошел в плотничью артель. Помахал, поиграл топориком! Сколько изб крестьянских срубил — не счесть! Потом захотел потрогать руками облака. Стал обучаться в аэроклубе, затем в школе военных летчиков. Думал: окончу летную школу, пойду в строевую часть летчиком. Но судьба распорядилась иначе. Назначили меня летчиком-инструктором. Выпустил несколько групп молодых пилотов, как говорится, дал им путевку в небо. Работа была интересная и почетная, а сердце звало в другие просторы, не ограниченные школьными зонами. Вскоре попал на строительство железнодорожной магистрали Котлас — Воркута, стал там линейным летчиком и был безмерно рад такой самостоятельной, творческой, интересной, хотя и очень трудной работе...

Михаил Дмитриевич задумывается, проводит ладонью по широкому, изборожденному морщинами лбу, потом продолжает:

— Когда началась война с фашистской Германией и бои загремели на фронте от Балтики до Черного моря, стал добиваться отправки на фронт. Не отпускали. В трескучие морозы, метели и сизые туманы продолжал летать по трассе Котлас — Воркута, развозил почту, пассажиров, строительные материалы, медикаменты. Так было надо... Но не смирился.

Михаил Дмитриевич улыбнулся, повеселел :

— Однажды вызывает меня начальник строительства магистрали. Пришел к нему. Вижу — хмурится: «Добился своего! А мы как, ты подумал? Кто тебя заменит? Скажи, могу я доверить молодому сосунку полеты на северной трассе, а?» Я слушал, молчал. Начальник строительства тоже замолчал, потом стукнул ладонью по столу и примирительно сказал: «Ну ладно, иди в бухгалтерию, рассчитывайся. И возвращайся после победы». Он подошел ко мне, дружелюбно обнял, похлопал по спине, спросил: «Договорились?» — «Возвращусь!»— ответил я. И знаете, после войны возвратился на Север. И еще около десяти лет летал по знакомой трассе Котлас — Воркута, осваивал новые трассы.

И вновь задумывается Михаил Дмитриевич:

— Только на фронте со мной сыграли злую шутку. Вместо боевого самолета вручили По-2! В штабе Ленинградского фронта сказали: «Вы опытный летчик транспортной авиации. Будете перевозить к линии фронта срочные и важные грузы, срочную почту, обеспечивать связь с боевыми соединениями и частями, доставлять им боеприпасы и запчасти. Дело очень ответственное». И я стал летать. Летал днем и ночью, в погоду и непогоду. И мечтал о боевом самолете, о схватках с фашистами, о штурмовых ударах по их позициям... Двести четырнадцать успешных вылетов совершил я на По-2, выполняя специальные задания командования. А потом добился-таки перевода в боевую авиацию и с радостью пересел за штурвал самолета-штурмовика Ил-2. Каждого боевого вылета ждал с нетерпением. Фашисты не зря прозвали наш штурмовик «черной смертью». В каждом вылете на боевое задание я старался оправдать это название нашего самолета чувствительными ударами по врагу, понимая, что каждый такой удар приближает час нашей победы. Летать нам приходилось много, часто по четыре-пять раз в день. Выматывались, конечно, до последней степени. Бывало, в конце такого летного дня даже не оставалось сил, чтобы выбраться из кабины...

Михаил Дмитриевич прерывает рассказ, открывает и пододвигает ко мне папку с документами.

— Здесь у меня сохранились некоторые бумаги «военных лет,— говорит он, смущаясь.— Годы идут, многое забылось. Приходится иногда обращаться к документам, чтобы восстановить в памяти некоторые события.

«Несмотря на свой возраст — 37 лет,— читаю в наградном листе Михаила Дмитриевича,— старший лейтенант Никишин на задания летает с большим желанием. В дни напряженной боевой работы по ликвидации блокады Ленинграда, по прорыву сильно укрепленной оборонительной полосы на Карельском перешейке и в боях по освобождению Эстонии производил по 4—5 вылетов в день в качестве ведущего.

Боевые задания выполняет хорошо и отлично в сложных метеорологических условиях. Над целью умело руководит подчиненной группой. В бою хладнокровен, настойчив, инициативен, проявляет при этом отвагу и геройство».

Продолжаю внимательно читать документы военных лет, каждая страница которых раскрывает новые черты летчика-героя...

Шел май 1943 рода. Повсюду буйствовала вешняя зелень, радовало разноцветье трав, в голубом небе звенели прилетевшие жаворонки и ласточки. Пригородный аэродром оживал, у остывших за ночь штурмовиков появились техники, загремели стремянками, инструментами. Тишина уступила место разговорам, крикам, стуку молотков, оглушительному треску включаемых моторов. Техники и механики готовили самолеты к вылету на боевое задание. Вскоре около командного пункта стали собираться летчики. Они шумно переговаривались, ожидая командира эскадрильи. Комэск майор Александр Пономарев пришел и — сразу за дело.