Но были у Михаила Никишина и его боевых товарищей не только победы. Летом 1944 года погиб под Ленинградом командир эскадрильи Александр Пономарев. Это была горькая утрата для полка, особенно для Михаила Никишина.
— Я очень любил Сашу,— вспоминает Михаил Дмитриевич.— Работая бок о бок с ним, всегда чувствовал его поддержку, внимание, сердечность. Советы и подсказки его были очень своевременны и ненавязчивы, доброжелательны. Храбрый и дерзкий в бою, на земле он был неторопливым, внимательным и вдумчивым. Настоящий воспитатель, наставник. Летная судьба у него была интересной, хотя и трудной. В начале войны он был сбит над вражеской территорией. Тяжело раненный, нашел силы и выбросился из пылающей машины, сумел раскрыть парашют и приземлиться. Но уже на земле потерял сознание. Очнулся, увидел вокруг себя смеющихся фашистов с прижатыми к животам автоматами. «Рус капут!»—ржали они, пиная его ботинками. Потом, на допросах, издевались, били, обливали холодной водой. Требовали сведений об авиации. Не сказал ни слова. Как камень был. Позже, вылечившись и окрепнув, бежал из фашистского ада. Еле добрался до своих, вернулся в полк и стал еще злее громить врага. И вот — погиб...
Михаил Дмитриевич встал, прошелся по комнате, успокоился, продолжил рассказ о своем комэске:
— Я многому научился у Саши Пономарева. Всегда брал пример с него. А когда меня назначили командиром эскадрильи вместо Пономарева, честно говоря, задумался, смогу ли быть таким руководителем эскадрильи, каким был Пономарев? Не растеряю ли добрую славу эскадрильи?
Нет, доброй славы эскадрильи Никишин не растерял. Наоборот, он приумножил ее своими боевыми делами, умением руководить подчиненными на земле и в суровом фронтовом небе, личным мужеством и храбростью.
Сам летал часто. Задания выполнял честно. Не боялся риска, но шел на него всегда осмысленно.
Однажды шестнадцать штурмовиков под общим командованием подполковника Баешко совершили массированный налет на аэродром противника. В этой полковой группе ведущим второй восьмерки штурмовиков был Михаил Никишин. В то раннее утро погода выдалась великолепная. На востоке занималась заря. В голубом небе плыли редкие облака, подсвечиваемые яркими лучами восходящего солнца.
Летчики знали, что аэродром охраняется истребителями, зенитной артиллерией, прожекторами и прорваться к нему будет нелегко. Летели на высоте тысяча двести метров. Когда подошли к переднему краю обороны противника, он встретил наши самолеты лавиной зенитного огня. Небо над позициями противника ощетинилось разрывами сотен снарядов, непреодолимой, казалось, стеной пулеметного и ружейного огня. Применив противозенитный маневр, группа вышла из зоны обстрела и, прикрываемая нашими истребителями, продолжала полет к цели. Прошло около десяти минут.
— Подходим к цели,— сообщил подполковник Баешко и скомандовал: — Приготовиться к атаке!
Через одну-две минуты штурмовики были над целью.
Вражеский аэродром Никишин увидел издалека. Ровная взлетно-посадочная полоса блестела накатанной и отшлифованной поверхностью. Серыми квадратами выделялись ангары и другие аэродромные сооружения. С двух сторон аэродрома черной стеной стоял лес, по краю которого были расположены стоянки самолетов.
— В атаку! — раздалась команда.
Две восьмерки штурмовиков пошли на цель. Блеснули огненными хвостами реактивные снаряды. Полетели вниз серии авиабомб —«соток».
Никишин видел, как рвались на взлетно-посадочной полосе бомбы, корежа бетонные плиты. Видел, как на южной окраине аэродрома, там, где стояло приземистое куполообразное здание, вспучился огненный шар и, расширяясь в окружности, устремился вверх. Это взорвался склад бензина.
— Заходим на вторую штурмовку! — услышал Никишин по радио команду ведущего.