В один из августовских дней группа из шести самолетов во главе с Николаем Полагушиным вылетела на «обработку» ближних тылов противника. Домой, однако, вернулись не все — самолет Валентина Аверьянова был сбит.
Потерю любого летчика в полку переживали тяжело. Тем тягостнее было сознавать, что не будет больше рядом Валентина Аверьянова. Однополчане любили его за добрый характер, за отвагу и мужество. И вот этого боевого товарища больше нет. И потеряли его по своей вине: поздно заметили вражеские истребители.
Какая же была радость, когда вечером Валентин появился в полку!
В тот раз его постоянный стрелок-радист сержант Щукин остался на земле. Накануне в полк прибыли стажеры — курсанты авиационной школы. Один из них и занял место Щукина в кабине стрелка.
Над линией фронта нашу группу атаковала шестерка «Фокке-Вульф-190». Оборонительный круг замкнуть не успели. Пара «фоккеров» с ходу ринулась на самолет Аверьянова, шедший замыкающим. И тут же штурмовик вздрогнул от прямого попадания.
— Костя, почему не стреляешь? — закричал Аверьянов по самолетному переговорному устройству.
Ответа не последовало.
— Что случилось? Костя, отвечай!
Но стрелок молчал. Слышалось лишь учащенное, прерывистое дыхание. Потом донесся его глухой голос:
— Командир... я ранен... Заходят...
Да, они снова заходили для атаки. Он и сам это видел. Уклоняясь от прямого удара, Аверьянов разворачивал самолет на восток. Но штурмовик плохо слушался рулей, и очередь полоснула по кабине. С треском полетели осколки приборной доски.
Аверьянов ничего не мог противопоставить врагу. Единственное, что у него осталось,— это маневр. Маневр и воля. И Аверьянов, насколько позволяло поврежденное управление, уклонялся от вражеских атак.
А гитлеровцы, поняв, что им ничто не угрожает, как коршуны, крутились возле беззащитного «ила», клевали его пулеметными очередями.
Но вот двигатель умолк. Самолет падал. В эти минуты он походил на подбитую птицу — большую, черную, которая, распластав широкие крылья, старалась удержаться в воздухе, но силы ее иссякали, и она все ниже и ниже опускалась к земле. Аверьянов выровнял все же машину и посадил ее на сухое болото. Он вынес раненого товарища к дороге, которая проходила в десятке километров от места вынужденной посадки, и отправил его с попутной машиной в ближайший полевой госпиталь.
В самом конце войны, когда Аверьянов в паре с Кунгурцевым летал на штурмовку скопления боевой техники и живой силы противника юго-западнее Кенигсберга, во время очередной атаки его самолет снова был подбит. С большим трудом удалось вывести штурмовик из пикирования и дотянуть до своего аэродрома.
Однополчане были поражены увиденным. Вместо привычного хвостового оперения болтались какие-то ошметки,— зенитным снарядом разнесло рули управления. Теоретически пилотировать такой самолет, посадить его — невозможно. Валентин Аверьянов сумел сделать то и другое.
Мне приходилось в войну встречать многих летчиков. Помнится, в ходе боев за Витебск один из летчиков штурмового полка, базировавшегося на аэродроме, который мы только что ввели в строй, в течение одного дня дважды возвращался из боя с огромными пробоинами в плоскостях. Во втором случае «Ильюшин» настолько был побит осколками снарядов и пулями, что обшивка левого крыла походила больше на изрезанный кусок брезента, нежели на самолет. Фонарь кабины забрызгало маслом из пробитого радиатора. Обзора почти нет. И все же летчик дотянул до своего аэродрома и посадил самолет.
Валентин Аверьянов принадлежал к таким замечательным, умелым летчикам. Говорили: везет же ему! Возможно. Но еще А. В. Суворов говорил, что кроме везения необходимо и умение. Каким бы ты ни был «везучим», но если плохо пилотируешь самолет, тактически безграмотен, не обладаешь находчивостью, силой воли, отвагой — успеха не жди. Ведь штурмовиков всегда встречала стена зенитного огня. Сквозь этот огневой заслон надо было суметь прорваться и потом под ожесточенным обстрелом работать по цели.
— Не один летчик был сбит потому, что действовал по шаблону,— с горечью замечает Валентин Григорьевич.— И мне доставалось на орехи. Иной раз самолет светился, как решето. Механик только головой качал, говорил: «Как это вас, товарищ командир, угораздило столько дырок нахватать!»
В бою побеждает сильный, смелый, искусный воин. На войне эту истину быстро постигали все. Учились воевать и солдаты, и генералы. Учились летчики. Перед каждой операцией войск Ленинградского фронта они усиленно тренировались. На специально оборудованных полигонах держали связь с танковыми экипажами, отрабатывали противозенитный маневр, старались как можно точнее поразить малоразмерные цели. В конце концов мы и одолели фашистов потому, что овладели наукой побеждать, потому что были сильнее духом, боролись за правое дело, верили в окончательную победу над фашизмом. И победа эта пришла в солнечный майский день 1945 года.