Герои умирают

Тоа-Сителл слушал рассказ Ламорака, поминутно поглядывая на него. Лицо предателя казалось удивительно открытым, несмотря даже на распухшую нижнюю челюсть и кровь, запекшуюся под разбитым носом. Герцог подумал, что в нормальном состоянии Ламорак был чертовски красив и возбуждал в человеке доверие с первых же минут знакомства.

Он также казался Тоа-Сителлу довольно необычным человеком. Как правило, лицо отражает характер — а герцог не мог найти в лице Ламорака даже намека на слабость, ни одной неверной черты.

Когда они появились в верхней каморке дома Берна, предатель задрожал, как провинившийся щенок; он раболепно склонялся, как только Берн подходил близко к нему, и изо всех сил оберегал от графа сломанную ногу. Он отказывался говорить до тех пор, пока не услышал из уст самого Тоа-Сителла твердого обещания, что узника вырвут из рук Котов. Но даже после этого Ламорак начал рассказывать весьма нерешительно, с трудом проталкивая слова сквозь сжатые зубы и виновато улыбаясь. Тоа-Сителл поглядывал на него и машинально постукивал по рукояти спрятанного в рукаве отравленного стилета.

Еще за дверью Берн предупредил его:

— Маг из Ламорака дрянной, но он владеет одним довольно опасным заклинанием — заклинанием Власти. Следи за ним получше.

Тоа-Сителл следил, однако не заприметил, чтобы Ламорак призывал какие-либо силы. Мгновением позже это вообще показалось излишним — Ламорак раскрыл самую суть злодейского замысла.

Предатель мямлил и моргал, когда повязка врезалась в его запавшие щеки, но желание доказать ценность информации заставляло его забыть о боли.

— …и потом он, ну, ему останется только набросить сеть на иллюзию, и тогда она окажется отрезанной от потока Силы. Император пропадет, понимаете? Двадцать тысяч человек увидят, как Ма'элКот исчезнет точно так, как исчезают актиры. Это и будет доказательством. Такого Ма'элКоту не простят.

— Сеть, черт побери, сеть! — прорычал граф. На его шее вздулись жилы; попавшийся по дороге стул разлетелся в щепки. Берн повернулся к Ламораку. — А Пэллес? Какое это имеет отношение к ее спасению?

— Никакого, — сказал поднимаясь Тоа-Сителл. — Неужели непонятно? Она ему безразлична. Пэллес — всего лишь ширма. Главная опасность заключается в Кейне. Он с самого начала замышлял ударить по Империи.

— Не верю, — возразил Берн. — Ты не знаешь, на что он шел ради нее.

— Но это же для них игра, — стоял на своем Тоа-Сителл. — Неужели не помнишь? Ма'элКот узнал об этом от одного из схваченных во дворце. Просто игра, сценка, ну, приключенческая история. Развлечение. Мы страдаем и умираем ради удовольствия актиров.

— Развлечение или нет, он все равно будет готов ради нее… Берн говорил еще что-то, но Тоа-Сителл уже не слушал. Он смотрел на Ламорака.

Когда герцог впервые произнес слово «игра», предатель взглянул вначале на него, а затем на Берна — ужас читался в его округлившихся глазах. Его губы подпрыгивали, как у ревущего ребенка, из горла вырвался сдавленный звук.

— В чем дело? — спросил Тоа-Сителл. — Что случилось, Ламорак?

Тот взмахнул дрожащей рукой.

— Я… я ничего… я просто не могу… Берн презрительно фыркнул.

— Он сейчас обмочится. Что, боишься актиров, а?

— Я… нет… я… — Стул Ламорака потихоньку полз назад — он вслепую отталкивался здоровой ногой.

— Он не просто боится, — подошел ближе Тоа-Сителл. — Я такое уже видел. Это вроде болезни. Некоторые боятся пауков, а однажды я встречал человека, который так боялся высоты, что не мог даже подниматься по лестнице.

— Да? — ухмыльнулся Берн.

Неожиданно он прыгнул к Ламораку и схватил его за плечи. Рывком поднял со стула и встряхнул его в воздухе.

— Боимся, да? Ой, как страшно! — Он исторг пьяный смех. — Повторяй: Кейн — актир. Ну, давай, скажи: Кейн — актир!

Ламорак потерял дар речи и только мотал головой.

— Берн, — Тоа-Сителл положил руку ему на плечо, — это бесполезно. Он не может совладать с собой.

Берн повернулся к нему — у него были глаза разъяренной пумы.

— Убери руку, если она тебе нужна целой. Он скажет «Кейн — актир» или я ему оторву руку! Ламорак мычал, а Берн все тряс его.

— Думаешь, я не смогу? Думаешь, сил не хватит? Ну! Кейн — актир!

Лицо у Ламорака покраснело, затем посинело, глаза закатились, словно у попавшей в пожар лошади.

— К… К… — выдавил он из себя сквозь зубы, задыхаясь, — К-кейн…

Холодный пот прошиб Тоа-Сителла. Он открыл рот, закрыл и вскричал:

— Берн, подожди! Он не может ничего сказать! Он пытается, но не может! Помнишь то заклятие, которое мешает актирам говорить? Помнишь? Ма'элКот ведь рассказывал!

Берн нахмурился и посмотрел на герцога. Забытый на мгновение Ламорак болтался в воздухе.

— Не понимаю, о чем ты.

— Не понимаешь? Ламорак один из них! Он не может сказать, что Кейн актир, потому что знает — это правда!

— Нет! — завизжал Ламорак. — Клянусь! Я не актир, клянусь! Это неправда, это все выдумки, я…

— Заткнись, — равнодушно произнес Берн, подкрепив свой приказ хорошим встряхиванием, от которого голова Ламорака мотнулась назад.

Без всякого перехода граф успокоился и расслабился; на его физиономии было написано скотское удовлетворение.