Он отправился в посольство сразу после разыгранного Кейном побега. Проникнуть туда было не так-то легко — посольство представляло собой настоящую крепость посреди города и было наглухо закрыто в связи с мятежами. Однако спокойная настойчивость помогла ему проникнуть внутрь и попасть на аудиенцию к временному послу. Он узнал этого человека. Нынешний посол был тем самым серьезным пожилым монахом, который присутствовал при аресте Кейна и убийстве предыдущего посла. Услышав просьбу Тоа-Сителла, он был немало озадачен.
— Наши записи являются нашей собственностью, — заметил он. — Но здесь есть некоторые особые обстоятельства. Вопрос о Кейне поставлен на обсуждение перед Советом Монастырей, однако принимать решение еще рано. Вполне возможно, он будет приговорен к смерти, и уж наверняка его исключат из Братства, если вообще не объявят вне закона. Думаю, меня не осудят, если я покажу наши записи непосвященному.
— У вас есть записи? Здесь? — изумился Тоа-Сителл. — Я думал, за ними придется посылать в… э-э… — Гартан-холд, — отсутствующим тоном произнес посол. — Нет, все записи у нас, здесь. После битвы при Серено Кейн был официально переведен в Анхану, и его досье также было направлено сюда. Возможно, записи уже устарели, но, если вы подождете в помещении для рукописей, вам их принесут. Тоа-Сителл благодарно поклонился. Вскоре прибыли два послушника, каждый с огромным, обтянутым кожей фолиантом. Один из томов был заполнен целиком, другой — едва на треть. Герцог не скрывал ошеломления — как мог один человек совершить столько за одну жизнь.
Чем больше он читал, тем меньше понимал. Кейн бывал всюду и вмешивался во все; он неожиданно возникал в самой гуще событий, не объясняя причин своего появления и не рассказывая, где был до этого. В промежутках между боями, убийствами и приключениями, настолько невероятными, что Тоа-Сителл счел большую их часть выдумкой, убийца словно бы не существовал. У него не было определенного места жительства; согласно записям, он не проводил в Монастырях сколько-нибудь значительного времени с тех самых пор, как закончил обучение и покинул Гартан-холд почти двадцать лет назад.
Его юность была не менее загадочна. Он появился у ворот Гартан-холда со сказкой о том, что был сыном патканского вольноотпущенника, однако был продан липканскому торговцу в качестве слуги во время Великого Голода — но, согласно записям, он говорил на патканском диалекте с не известным никому акцентом. Попыток связаться с его семьей предпринято не было — аббат Гартан-холда решил, что история выдумана, а на самом деле Кейн был беглым рабом или слугой кого-нибудь из местных дворян. Аббат отметил, что Кейн не слишком интересовался и почти не разбирался в лошадях и кузнечном деле, хотя, по истории Кейна, его отец был коновалом и деревенским кузнецом.
Тоа-Сителл начал понимать интерес императора к этому человеку — Кейн был чем-то вроде стихии, ветра или бури, которые, внезапно обрушиваясь, поражают большой участок земли и снова исчезают. Никто не знал, откуда он родом и куда он уходит; единственными следами его деятельности были неизменные шрамы, оставленные многочисленными приключениями.
Но Кейн был больше чем просто природная сила — природные силы Ма'элКот контролировал с легкостью. Кейн походил на грифона или дракона, невероятно опасное животное, с которым можно подружиться, но нельзя приручить. Глянец человечности мог сползти с него в любой момент, обнажив инстинкт разрушения.
«Глянец человечности…» Было в Кейне что-то нечеловеческое — невероятная удача, сверхъестественная уверенность, умение появляться ниоткуда и исчезать, словно по мановению волшебной палочки…
«Прямо как актир».
Тоа-Сителл застыл на месте с открытым ртом — он собирался зевнуть, но дыхание его прервалось, а воздух показался каменным.
«Прямо как актир…» — Он сам говорил эти слова всякий раз, когда напоминал себе и другим о смерти и разрушении, которые повсюду следовали за Кейном. Даже Ма'элКот говорил так же, там, в Донжоне, стоя на балконе над Ямой: «Кейн не сумел бы наделать больше бед, даже если бы был актиром».
В этих словах была правда, правда, не скрытая от взора — ее видели все, однако никто не обратил на нее внимания.
Более того — небольшие совпадения, мелкие случайности, тогда казавшиеся необъяснимыми, стали теперь вполне понятны. Теперь Тоа-Сителл не нуждался в них.
Он все знал.
Он знал без всяких сомнений, знал с верой, подобной вере святого: Кейн — актир. Кейн замыслил свержение Ма'элКота и разрушение Империи, всего хорошего, что только было в мире. Кейна надо остановить. Он должен быть убит. Кулак Тоа-Сителла упал на раскрытую книгу. Какое-то мгновение герцог стоял на месте, тяжело дыша и раздумывая. Потом развернулся и, бросив на столе открытые фолианты, выбежал из комнаты, будто по пятам за ним гналась стая волков.
«Берн, — думал он. — Надо найти Берна».
Часы Жизни Пэллес Рид светились желтым в углу экрана «Свежего Приключения» в течение шести дней. На заре седьмого они стали алыми и капелькой крови замерцали на всех экранах Земли.