Герой веков

— Того, что наш враг проявил себя, Вин. Кто отлавливает гонцов, расставляя засады из колоссов? Кто устраивает беспорядки в Лютадели, нашем центре снабжения? — Эленд покачал головой. — Он хочет, чтобы все это выглядело набором случайностей, но я вижу закономерность. Это слишком целенаправленные, слишком разумные действия. Он хочет, чтобы мы бросили Фадрекс и ушли.

Вин почувствовала озноб. Эленд хотел сказать что-то еще, но она привстала и закрыла ему рот ладонью, заставив замолчать. Он сначала растерялся, а потом понял и кивнул.

«Разрушитель слышит, что мы говорим, — подумала Вин. — Нам нельзя выдавать наши секреты».

И все же они сейчас кое-что поняли. Им следовало остаться в Фадрексе, они должны узнать, что спрятано в пещере. Ведь их враг прилагал все усилия, чтобы этого не случилось. Неужели Разрушитель и в самом деле стоял за воцарившимся в Лютадели хаосом? Был ли это хорошо продуманный ход, чтобы заставить Эленда увести свои войска из окрестностей Фадрекса ради восстановления нарушенного порядка?

Можно было только предполагать. Вин кивнула Эленду, давая понять, что разделяет его решимость и согласна остаться. И тем не менее она волновалась. Лютадель должна быть неприступной скалой, их единственным безопасным местом. Если не устояла она, что же у них еще есть?

Все отчетливее понимала Вин, что обратной дороги нет. Они не смогут отступить и пересмотреть планы. Мир рушился прямо у них под ногами, и Эленд решил сделать ставку на Фадрекс.

Если они проиграют, идти им будет некуда.

В конце концов Эленд крепко сжал ее плечо, а потом ушел в туман, чтобы проверить дозорных. Оставшись в одиночестве, Вин продолжала глядеть на сторожевые костры. Ее терзали дурные предчувствия. Мысли, посетившие ее в четвертом подземном хранилище, вернулись. Можно воевать, брать в осаду города, играть в политику, но этого мало. Это не спасет их, если умирает сама земля.

Но что еще они могли сделать? Лишь взять Фадрекс в надежде, что Вседержитель оставил им какую-нибудь подсказку. Вин по-прежнему ощущала необъяснимую потребность отыскать атиум. Отчего ей казалось, что это так важно?

Она закрыла глаза, не желая видеть туман, который, как обычно, отталкивался от ее тела примерно на полдюйма. Однажды, когда Вин пришлось сразиться с Вседержителем, она почерпнула силу из тумана. Почему лишь один раз получилось применить алломантию с его помощью?

Вин потянулась к туману в бессчетной попытке повторить тот успех. Она мысленно звала, умоляла, пыталась пробиться к его силе. Ей казалось, что должно получиться. В тумане таилась сила, но он не собирался делиться с Вин. Что-то стояло между ними, какая-то преграда. Или, может быть, это была лишь чья-то причуда.

— Почему? — прошептала она, не открывая глаз. — Почему ты мне помог только тогда, и больше ни разу? Я сошла с ума или ты и в самом деле дал мне силу, когда я попросила о ней?

Ночь хранила молчание. Наконец Вин со вздохом повернулась и ушла.

* * *

Гемалургические штыри физически изменяют людей в зависимости от того, какие силы в них заключены, куда их втыкают и сколько их достается одному человеку. Инквизиторы, к примеру, решительным образом отличаются от тех людей, которыми они когда-то были. Сердце инквизитора расположено не в том месте, где обычное человеческое сердце; его мозг перестраивается вокруг металлических штырей, которыми протыкают глаза. Колоссы изменяются еще сильнее.

Можно предположить, что наиболее значительные изменения происходят с кандра. Однако не стоит забывать о том, что новых кандра делают из туманных призраков, а не из людей. Штыри, которые получают кандра, изменяют своих носителей лишь самую малость, оставляя их тела почти такими же, как у туманных призраков, но наделяя разумом. По иронии судьбы, хоть штыри и лишают колоссов человечности, они в какой-то степени наделяют ею кандра.

41

— Разве ты не понимаешь, Бриз? — горячо проговорил Сэйзед. — Это пример того, как оживают легенды. Люди верили в Выжившего в Хатсине и потому создали для себя другого Выжившего, который должен им помочь в трудный час.

Бриз приподнял бровь. Они стояли в задних рядах толпы, которая начинала собираться на рыночной площади в ожидании Гражданина.