Герой Веков

Гемалургический штырь, пронзивший человеческое тело, давал Разрушителю некоторую возможность влиять на самого человека. Однако очень многое зависело от силы духа последнего.

В большинстве случаев — с учетом размера штыря и продолжительности его применения — одного штыря хватало лишь для минимального воздействия Разрушителя на человека. Он мог появляться перед своей жертвой, слегка искажать ход ее мыслей, заставлять не замечать в себе некоторые странности — к примеру, настойчивое желание хранить и носить простую металлическую серьгу.

75

Сэйзед собрал свои заметки, аккуратно сложив тонкие листы металла. Хранитель понимал, что только так можно уберечь записи от Разрушителя, но необходимость пользоваться металлом вместо бумаги все равно раздражала. Тонкие пластинки легко царапались, их нельзя было сшить.

Старейшины кандра предоставили ему помещение, которое оказалось на удивление роскошным для пещеры. По всей видимости, кандра любили удобства не меньше людей — одеяла, подушки, тюфяки. Некоторые даже носили одежду, а у тех, кто от нее отказался, Истинные тела были лишены гениталий. Из-за этого у Сэйзеда возникало много вопросов. Раз кандра размножались посредством превращения из туманных призраков, то, соответственно, гениталии оказались излишни. Однако кандра осознавали себя в женском или мужском роде, причем пол каждого определялся совершенно точно. Как же им это удавалось? Случайный выбор? Или и в самом деле знали, кем бы стали, родись они людьми, а не туманными призраками?

Сэйзед очень жалел, что не оставалось времени на изучение их общества. Пока что все, чем он занимался в Обиталище, было так или иначе связано с Героем Веков и террисийской религией. Он написал целую стопку заметок. Записи на удивление походили на те, что лежали в матерчатой папке, и это расстраивало.

Террисийская религия, как и следовало ожидать, уделяла очень много внимания знаниям и наукам. Мироносцы — так раньше называли хранителей — были святыми мужчинами и женщинами, которые передавали знания, а также несли сведения о боге по имени Терр. Это слово на древнем террисийском языке означало «охранять». Ядро религии составляли истории о том, как Охранитель — или Терр — и Разрушитель соперничали друг с другом; а также различные пророчества о Герое Веков, который считался наследником Охранителя.

Кроме пророчеств, мироносцы учили свой народ умеренности, вере и пониманию. Провозглашали, что лучше строить, чем ломать, — в этом заключался главный принцип их учения. И конечно, описания ритуалов, обрядов, инициаций, правил поведения… Все это выглядело достойно, но едва ли необычно. Даже особое внимание по отношению к наукам встречалось в нескольких десятках других религий, которые Сэйзед уже изучил.

Это почему-то расстраивало. Просто еще одна религия.

А чего же он ждал? Какой-то невероятной доктрины, которая раз и навсегда докажет, что бог существует? Сэйзед чувствовал себя дураком. Более того, чувствовал себя обманутым. Ради чего он пересек империю, ликуя и предвкушая открытие? Просто еще немного слов. Красивых слов, подобных тем, что хранились в его папке, но едва ли убедительных. Неужели он должен был в них поверить просто потому, что этой вере следовал его народ? Почему люди вообще следовали той или иной религии?

Ничто не говорило о том, что Тиндвил была жива. Раздосадованный, Сэйзед окунулся в метапамять, в содержавшиеся там записи хранителей — дневники, письма и другие источники, из которых ученые по крупицам собирали сведения о былых верованиях. Просматривал их, размышлял, перечитывал.

Что же заставляло с такой готовностью обращаться в ту или иную веру? Может быть, причина заключалась в обществе: верили просто потому, что так было принято? Сэйзед читал и пытался убедить себя, что эти люди просто не отличались большим умом и никогда по-настоящему не задавались вопросами веры. Разумеется, они бы заметили нестыковки и противоречия, если бы хоть раз попытались все осмыслить.

Сэйзед сидел с закрытыми глазами; в памяти его, словно сокровища, громоздились дневники, письма… Нет, эти люди вовсе не были глупцами, и постепенно Сэйзед начал осознавать нечто. Нечто о мире, о чувствах, о тех, кто верил.