И правда, он возвратился лишь с тем, чтобы препроводить нас в кабинет повыше рангом и с большим количеством мрамора, где мое заявление зачитали вслух перед господами мощного телосложения, перещеголявшими меня по количеству драгоценностей в наряде. Они задали мне ряд вопросов, на которые ответил адвокат, поглядели на браслет, на имя Воллюс в списке моих покровителей и сказали, что весть о несправедливом обращении со мной весьма их встревожила, что проявленная мной в столь беспокойные времена верность достойна всяческого уважения, что Гурц был отменный ученый и патриот, что через три дня я могу зайти снова.
— Нам придется еще раз повторить всю процедуру? — спросила я адвоката.
— Отнюдь. Через три дня вы получите гражданство. А на протяжении недели и поместье.
— Все так просто?
— Это редкое исключение. Но у вас прекрасные друзья, госпожа Аара. Впрочем, пожалуй, мне пора привыкать величать вас по-новому. Необходимо, чтобы император присвоил вам титул, но это всего лишь формальность. Старик каждый месяц подписывает штук по двадцать таких любовных записок, в наказание за расширение границ империи. Награды и взыскания. Я и сам принц. Быть может, вы позволите мне нанести вам визит в поместье, принцесса Аара?
Сколько же времени прошло с тех пор, как я стала северянкой? Ах, это случилось задолго до того дня, когда мне вручили скрепленный печатью свиток с гербом Сазрата и Кронии. Мне кажется, это произошло в тот день, среди снегов, когда стоявший в дверях домика чавриец сказал: «Гляди-ка, тут есть даже юбчонка, нам на радость». И мне показалось, будто он говорит по-крониански, но все было иначе. Он говорил на языке моего родного города, моего детства, поэтому я и поняла его. А затем, словно яблоньку, я все перекрутила, словно яблоньку, флюгер, предатель, я не пожелала знать. Мельм пронзил его мечом. Я стояла с метлой наготове. Мы отбились от них. По-моему, именно в тот день я отреклась от старых привязанностей, если и не приобрела кронианского гражданства…
… А Фенсер, в какой день?
Это просто.
День, вечер, когда приказ о вынесении смертного приговора и о его отсрочке доставили обратно в Сектор Пантеон.
Я сделала его тем, что он являет собой теперь. Мое перо, вычеркнувшее его имя из списка приговоренных к смерти: «Заметьте, по размышлении имена некоторых людей оказались вычеркнуты, поскольку они имеют потенциальную возможность содействовать осуществлению замыслов императора».
Вражеский приспешник.
Он ожидал казни — веревка, черная крышка, небытие или наказание богов, о которых он говорил. Да, он уже вел эту дискуссию с самим собой, ведь в той дыре, куда они его упрятали, времени для этого нашлось предостаточно, чего не случалось прежде среди безумств на поле боя. И вот дверь открывается, камеру заливает свет луны, свет дня или только свет факелов, с которыми явилась стража, и он поднимается на ноги, думая, что вот и пришел конец веревочке, и ответ на вопросы, которые он задавал себе, откроется ему, когда петля сожмет горло, а если повезет, когда переломится позвоночник. Но нет, они ведут его в другое место Он станет им другом. Ведь он обладает знаниями, которые им пригодятся, и готов поделиться.
В полном ошеломлении он решает сначала, что его приняли за другого человека, и думает, что ошибка внезапно обнаружится и его все же поволокут во двор, где, словно голодный язык, по-прежнему болтается веревка.
Проходят дни. И ночи. Смерть, подобно отдаленным раскатам грома, становится все более расплывчатой.
Затем от него начинают требовать услуг. Никто не заметил ошибки. Он волен притвориться тем, за кого его принимают, а может, и отказаться от всего, и от жизни тоже; он выбирает жизнь. Он ведет рискованную игру, что-то сочиняет, отчаянно блефует. И боги, есть они иль нет, способствуют ему.
Только ведь он — творение моих рук, этот человек в черном, южанин, которому то и дело приходится вызывать обидчиков на дуэль, чтобы роняющие слюну псы не вцепились ему в пятки. Вычеркнув имя Фенсера Завиона из списка смертников, я переписала его заново, иными чернилами, на том, что превосходит прочностью красную бумагу.
— Цветы, — сказала Воллюс, — и стакан вина. На решетке запекают рыбку, которая тебе по вкусу. Нет, так дело не пойдет. Неужели тебе опять плохо?
Я превратила его в другого человека, а она сотворила меня, собирая клочок к клочку. И помимо звонкой монеты, которая поступит ей в уплату, она рассчитывает получить что-то еще. За мной долг, от которого нельзя отрекаться.
— Нет, Воллюс.
И я тоже, я выбрала жизнь.
Мой пятнадцатый день рождения отмечали в доме Воллюс. По-моему, она не смогла бы проявить большей щедрости даже по отношению к дочери и, вероятно, не стала бы ради нее так тратиться.
Двери салона распахнулись. В полночь они подняли тост за мое здоровье, а в три часа утра выпили за меня еще раз. Я еще не получила «любовной записки» от императора, но, обращаясь ко мне, все величали меня принцессой Аарой. Мне уже продемонстрировали документы, ключи и описания владений. Звон в кошельке оказался весьма мелодичным.