Героинщики

- Потрахались, можно и выпить, - шепчу я ей голосом стереотипного плохого парня, хитро улыбаясь, и ее широкая улыбка свидетельствует о том, что она в игре.

Я на шаг позади моего кумира, он заказывает что-то для себя и ведет бессильную подружку за дальний столик, поэтому я тяну Люсинду за соседний, и мы устраиваемся под гнездо из мишуры и рождественских шариков.

Мне нравится, как движется этот парень; он не сводит с нее своих холодных глаз, он уже загипнотизировал эту красавицу и не собирается отпускать ее на волю. Не надо никаких железных кулаков, достаточно бархатной перчатки. СТИЛЬНО - это же ОЧЕВИДНО. Я готов молиться на этого парня, когда слышу, как он шепчет ей, глотая слоги, как и все ебаные кокни:

- Конечно, я забочусь о тебе, детка, но ты используешь меня, используешь реверсивную психологию, и так не пойдет.

- Нет, Андреас ... Нет ... - оправдывается она, качая головой. У нее беспорядочный, невменяемый вид. Я не знаю, в чем дело: в том, как дрожат ее руки, или как она иногда нервно вздрагивает, но все дело только в сигналах, которые подает мозг, моторная функция- это так, мелочь. - Я знаю, что ты заботишься ... - ноет она.

Я откидываю назад волосы Люсинды и шепчу ей на ушко: - Я надеюсь, что однажды и ты скажешь, что ты заботишься…

- Мне не все равно, - искренне говорит Андреас-араб своей сонной подружке. Я сразу вижу по ней, что первый же мудак, который трахнул ее где-то на районе, как по-тупому англоиды называют кварталы, оставил ей на память следы спермы и кулаков по всему телу, как указатели для последующих кармаников. Такие вещи сразу понимаешь, достаточно лишь нескольких минут разговора: большинство хищников похожи по своей природе. И чтобы их образ жизни мог продолжаться вечность, они охотятся исключительно на отчаянных и безнадежных бедолаг.

- Скажи, что безумно любищь меня, и я буду рядом с тобой, я оставлю маленький поцелуй на ее щеке. Я должен слушать, как она рассказывает о своей работе и тупых офисных интригах, которые всегда такие важные для тех, кто в них участвует, но которые кажутся скучными посторонним людям. Через плечо я вижу, как его подавленная девушка направляется в туалет, и незаметно для Люсинды подмигиваю опытному Андреасу. Он бесстрастно смотрит на меня, на две ужасные секунды мне кажется, что я столкнулся со вторым Бэгби и я допустил огромную ошибку, но вдруг он кивает и задумывается на минуту. Затем теплая улыбка, как солнышко, которое выходит из-за облака, освещает его лицо. Люсинда выглядит расстроенной, но между нами завязывается дружеская беседа. Парень, оказывается, никакой не араб, он приехал из Афин.

Люсинде удается принять участие в разговоре, она говорит, что когда-то была на его родине, начинает бубнить что-то о Акрополь. Андреас напряженно усмехается, окидывает взглядом ее фигуру, но не испытывает никакого восторга от ее прелестей.

- Южный Эдинбург, - улыбаюсь я, когда к нам возвращается его подружка. Девушка улыбается Люсинде и недовольно смотрит на меня.

- Привет, я - Саймон, - киваю я ей.

- Зачем мне ... - начинает она в обычной скучной манере, но Андреас жестом приказывает ей замолчать.

Она - как марионетка в его руках ... Дерг, дерг за ниточку ...

Он ловко уговаривает ее, сохраняя при этом несколько пренебрежительное, но виноватое выражение лица, и она садится рядом с ним с видом строптивой школьницы, которую только что опустил учитель, которого она обожает всем сердцем.

- Так что, - спрашивает он, - Эдинбург и Афины? Считаешь, они похожи?

- Точняк. Города близнецы, в это я верю всем сердцем.

Кажется, Андреас задумывается над моими словами и говорит:

– Нужно и мне туда наведаться; но только наведаться, а не жить. Я люблю Лондон. А куда ты поедешь после Лондона?

Я поворачиваюсь к Люсинде и влюбленно улыбаюсь ей; счастливо и благодарно, не забывая добавить больше искренности.

- Должен признать, - поднимаю бровь я. - Мне и здесь неплохо. Любовь - как карусель, получаешь такое же удовольствие ...Андреас откидывается на спинку кресла и мурлычет что-то себе под нос, и здесь наши ритмы совпадают в душевной, мягкой мелодии, похожей на джаз, типа того, что хотели играть Кизбо и Рентс, но им никогда не удавалось.

- Если ты уже встретил прекрасную леди, должен сказать, ты уже прижился в этом городе!

- С’è di che essere contenti, - игриво подытоживаю я.

- Оу ... это итальянский? - спрашивает Андреас.

- О-о-о .... итальянский ... - восторженно выдыхает Подавленная, пытаясь присоединиться к разговору, но она даже не пешка в этой игре, поэтому я спокойно игнорирую ее.

- Да, моя мать - итальянка, - отвечаю я Андреасу.