Героинщики

- Мог бы несколько приличнее одеться. Это же ебаное собеседование!

- В этом весь я, понял? - пожимает плечами он, когда Кайфолом жестом зовет нас к себе.

Я несу ему пинту пива и джин для Люсинды. Он бросает на меня малоприятный взгляд, но все равно обращается к ней:

- Если позволишь сказать, Люсинда, ты меня разочаровала до глубины души. Я сказал тебе правду, Богом клянусь, а ты, наверное, ни одному моему слову не поверила. Хорошо. Если мы находимся на таком уровне доверия, я не вижу смысла продолжать наши отношения.

Люсинда выпрямляется на стуле и таращится на него. Ее глаза красные от слез.

- Ты забыл, очевидно, что я видела тебя с ней! Что здесь может быть непонятным? Я видела вас обоих в постели собственными глазами!

Кайфолом аж задыхается, так хочет оправдаться:

- Я объяснял тебе уже сто раз, и объясню еще раз. Это была подружка Марка, Пенелопа, - тут он выразительно смотрит на меня.

Люсинда смотрит на меня, и я почти читаю ее мысли: этот худой, рыжий шотландский деревенщина точно не из тех парней, которые трахаются с девушками по имени Пенелопа. Дышать стало трудно, я даже неожиданно почувствовал угрызения совести, но потом это незнакомое мне состояние рассеялось, и меня снова со всех сторон окружил шум и гам паба.

- Я тогда сильно напился, - давил на девушку Кайфолом, - и я упал на ту кровать. Сам не знаю, как она оказалась в то же постели, когда в комнату вошла ты и начала вопить, как неистовая.

- Да неужели! Должен был заметить!

Кайфолом медленно качает головой.

- Марк поверил в это, потому что хорошо знает меня. И доверяет мне. Он знает, что я никогда не сделаю так с его девушкой. Он - мой лучший друг, мы с первого класса вместе. Марк, скажи ей! - кричит он почти со слезами на глазах.

Люсинда пристально смотрит мне в глаза. Хорошая она девушка. Она не заслуживает ни одного такого подонка, который ей лапшу на уши вешает. Она широко открыла глаза, умоляя о правде, и я вижу, что она хочет, чтобы я убедил ее. Поэтому я даю им обоим то, чего они хотят.

- Да, Люсинда, я тоже разозлился тогда. На самом деле, меня от увиденного охватила страшная ярость. То есть ты и сама знаешь, как все это выглядело. По ее лицу было заметно, что она почти поверила. Тогда я вернулся к Кайфолому сказал:- Если бы этот мудак действительно трахнулся тогда с моей Пенни, я бы ему хорошо по морде навалял.

- Блядь, Марк, что ты говоришь? - Он смотрит на Люсинду, потом на меня. - Ты что, тоже мне не веришь?

- Я этого не говорил, Саймон, я только говорю, как это все выглядело со стороны.

Люсинда кивает, соглашаясь со мной, и поворачивается к нему.

- А на что еще это могло бы быть похожим, Саймон? Просто представь, что мы оба почувствовали тогда, - с этими словами она снова смотрит на меня, ища поддержки.

- Вот и я так подумал тогда, - поддакивает я.

Кайфолом молча выдыхает сдерживаемый воздух. В этой мучительной тишине, которая нависает над нами, я слышу, как Уильямсон понимает: один - ноль в мою пользу. А я понимаю, что не выдержу и заржу, если посмотрю на него сейчас. Не знаю как, но я сдерживаюсь. Он мрачно кивает:

- Да, теперь я понимаю, - говорит он, но в его голосе звучит обвинение, на его лице я вижу неподдельную боль.

У меня не осталось выбора - я должен был завершить свою маленькую игру.

- Извини, друг, я действительно верю тебе. К тому же, мы с Пенни совсем недолго были вместе, не знаю, как я мог поставить эти отношения выше нашей дружбы. Какой же я мудак ...

Кайфолом потирает лоб и отворачивается от нас с отвращением, потом он смотрит на меня снова. - Да, настоящий мудак, - обиженно соглашается он. Его голос звучит так горько, что я готов поверить во все это представление.

Он вознесся к таким моральным высотам, я чувствую себя безжалостным хищником, но он решает закрепить свои позиции:

- Маленький совет, Марк: хватит жрать амфетамины, поспи немного, тогда мне не придется иметь дело с последствиями твоего плохого настроения в виде этих ебаных упреков.

Он замолкает и смотрит на Люсинду с невероятно глубокой экспрессией. - Мне кажется, я бы мог простить тебя за это скандальное представление. Он раскрывает объятия и подается к ней.

- Хорошо ... Хорошо ... Саймон ... Я ... прости меня ... Но ты теперь ... понимаешь ... как все было ... - Люсинда тоже тянется к нему.

Он выпрямляется на своем стуле и надменно объявляет, рассчитывая свое сообщение не для нашей небольшой компании, но как бы для всех посетителей паба; пара пьяниц даже поворачивается на звук его голоса, когда он напевает:

- Только одно слово не значит ничего здесь, в мегаполисе, но еще сохраняет какое-то значение в провинции: доверие.

Люсинда хочет сказать что-то, но он поднимает руку, прося ее замолчать, и по буквам повторяет:

- Д-О-В-Е-Р-И-Е.

Еще немного поломавшись, он позволяет ей занять себя, и они начинают лизаться. Много слюны и десен. Мне остается только ретироваться в бар, думая, насколько хорошей была эта Пенелопа. Должен признать, какой бы она ни была, я бы никогда не стал рисковать отношениями с такой красавицей, как Люсинда, но это - Кайфолом. Он настоящий подонок в делах с девушками.