Заметив дворянина, они, выхватив шпаги, бросились на испанца. Прогремел выстрел, и бежавший первым кардиналист, распластался на согретом солнечными лучами камне двора. Дон Карлос бросился наутек, вознамерившись укрыться за одной из дверей, таившихся в тени галереи. За спиной он слышал звон шпор, вторящий быстрым шагам, настигающего противника. Приблизившись вплотную к спасительной двери, граф вмиг оценил опасность собственного положения, не рискнул отворить её, резко отпрянув в сторону, что позволило на мгновенье опередить острие клинка, вонзившееся в побитую шашелем древесину. Не поворачиваясь лицом к врагу, осознавая, что на это попросту нет времени,
Уртадес нанес укол из-под левой руки, угодив прямо в печень столь резвому молодцу. Получив смертельный удар, рослый, могучий наемник, схватился за фонтанирующую кровью рану, и, упав на колени, уперся окровавленной рукой в продырявленную мгновенье назад дверь. Но на сем опасность не миновала. Гулкие шаги, оставшихся в живых кардиналистов, угрожавших вот-вот наброситься на кастильца, уже приблизились к галерее. Молниеносно приняв, быть может, единственно правильное решение, дворянин укрылся за серой каменной колонной. Ещё мгновенье, выхватив кинжал, Уртадес развернувшись, сделал шаг навстречу врагу, бросившемуся вслед за ним, и неожиданно для преследователей, выскочил из-за колонны. Жало длинного кинжала, по самую рукоятку, вошло в брюхо наткнувшегося на графа противника, обхватившего рукой, сжимающей шпагу, его за шею. Другой, свободной от оружия рукой, наемник, схватив за горло испанца, намеревался задушить ненавистного врага, хрипя в предсмертной агонии. Один за другим, нанося удары в живот наемника кардинала, дон Карлос почувствовал теплую липкую влагу, хлынувшую на его камзол и кюлоты, пропитав тонкую ткань дорожного платья. На лице заколотого застыла безобразная гримаса, хватка ослабла, неподвижные глаза приобрели стеклянный отблеск. В этот миг сталь клинка, последнего уцелевшего преследователя, обожгла кожу графа, скользнув по спине, распоров плотную кожаную вставку камзола, которая уберегла дворянина от серьезного ранения. Оттолкнув убитого, Уртадес, тяжело дыша, обернулся, приняв довольно странную стойку: он держал шпагу в вытянутой, на уровне плеча, руке, направив острие в глаза соперника. Прямые, не согнутые в коленях, ноги находились на расстоянии одной стопы друг от друга, при этом носок правой, был повернут в сторону противника, левая же ступня стояла под прямым углом. Корпус располагался в пол-оборота, что позволяло одновременно создавать опасность клинком и уменьшать личную область поражения. Француз, пружиня на полусогнутых ногах, с изумлением глядел на невиданную доселе позу. Но искушенного бретера не проймешь глупыми нелепостями, и умудренный опытом боец бросился на кастильца. Укол, за ним удар рассекли воздух, так как дон Карлос, немыслимыми движениями ног, смещался по кругу, против часовой стрелки, не позволяя кардинальскому наемнику развить атаку. Когда клинок француза, забыв о защите, бросился вдогонку, испанец внезапно остановился и нанес едва заметный удар, который немногочисленные представители той школы, к коим, несомненно, принадлежал граф Уртадес, называют «mandoble». Из распоротой шеи хлынула кровь, кардиналист упал навзничь, ещё дергая ногами в предсмертных конвульсиях.
Вытирая белоснежным платком клинок, до пиринейца, донеслись странные звуки. Он обернулся, и увидел как, кряхтя и причитая, обхватив одну из колонн руками и ногами, на твердь двора, спустился де Ла Тур.
– Вы весьма вовремя сеньор.
Улыбнувшись вымолвил дон Карлос, бросившись к стенам конюшни. За ним поспешил де Ла Тур. Оседлав двух лошадей, они направились к воротам города, устремившись в хитросплетение узких лабиринтов Орийака. Выехав за городские стены, когда горячее дыхание опасности, за их плечами, растворилось в ласковых лучах теплого летнего вечера, господа остановили рысаков.
– В тот день, когда я доберусь до Мадрида, сеньор Оливарес узнает о нашем разговоре…
Равнодушно произнес кастилец.
– …это всё, что я могу обещать.
Небрежно кивнув, он дал шпоры скакуну, который помчал к югу, и желтые клубы пыли, выросшие из-под копыт рысака, укрыли испанца от взора де Ла Тура, с надеждой глядевшего вслед удаляющемуся всаднику.
ГЛАВА 33 (92) «Миледи»
ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.
В нынешнем квартале Маре, на месте древнего Турнельского замка, резиденции короля Генриха II Валуа и его жены Екатерины Медичи, где 1559 году, во время рыцарского турнира, монарх получил смертельную рану, раскинулась прекрасная Королевская площадь. Впрочем, удар копья графа Монтгомери, сразивший короля Франции, по праву считают главной причиной рождения сего архитектурного шедевра, так как овдовевшая королева Екатерина, переехав в Лувр, приказала стереть с лица земли ненавистный дворец, что как вы понимаете, и позволило её зятю, возвести на этом месте несравненную Пале-Рояль.