Эбен поднял чашку и отпил обжигающий шоколад в качестве наказания, которое он не желал признавать. Как будто этого было недостаточно, тётя Джейн подбросила дров в огонь:
– Но ты же ведь не он?
Эбен не мог вымолвить ни слова, и обожжённый язык не имел к этому никакого отношения. Обвинение в словах пожилой леди причинило боль похлеще, чем горячий шоколад.
– Тётя Джейн, – прошептала Джек, и ему это безумно не понравилось. Он возненавидел лёгкое осуждение в её словах. Возненавидел её порыв вмешаться и остановить тётю. Возненавидел тихий намёк на прошлое в её голосе.
Пожилая женщина одарила его долгим взглядом, а потом направилась к печи.
– Моё песочное печенье готово.
– Вы сделали печенье?
– Не для тебя, – отрезала тётя Джейн.
– Нет, для него, – ответила Джек. – Вчера вечером мы съели весь его запас.
– Оно должно предназначаться Фергюсу, – ответила пожилая женщина.
Этот идиот-шотландец может и сам раздобыть для себя песочное печенье.
– Но оно для его светлости.
– Надеюсь ты
Джек вздохнула, и он узнал этот звук, ведь слышал его тысячу раз. Она была раздражена. Джек повернулась к плите и сняла крышку с другой кастрюли, на этот раз большего размера. От неё исходил великолепный манящий аромат. Эбен встал, подошёл вплотную к Джек, и заглянул внутрь.
– Пюре из пастернака.
– Твой любимый, – тихо сказала она. – Мне показалось, он должен быть на твоём рождественском столе.
Неужели Джек не забыла? Зачем готовить его сейчас, спустя дюжину лет разлуки? Зачем помнить, что он так сильно любит шоколад, что прячет его по всей кухне? Ответ был кристально ясен. Она так же хорошо помнила малейшие факты о нём, что и он о ней. Например, её любовь к патоке и малиновым пирожным.
И тут Эбен понял, что уставился на её приоткрытый рот. Он оторвал от него взгляд, усилием воли заставляя себя посмотреть ей в глаза, но обнаружил, что Джек сосредоточила внимание на его губах.
– Рождественское проклятье, – прошептал он.
Она посмотрела ему в глаза.
– Что?
– Вот ты кто.
Она нахмурилась.
– Потому что занялась готовкой?
– Потому что вмешалась.
Она приподняла бровь.
– Ты был занят? Мне казалось, что ты проспал весь день...
– Это моё право.
– А
Эта женщина приводила его в бешенство.
– Да, но только на своей чёртовой кухне!
Она пожала плечом, как будто они спорили о том как одеться по погоде, а не о вторжении в дом.
– Твоя лучше укомплектована.
Джек безумно раздражала.
Хотя, конечно, нет. Она была такой же, как и всегда: прыткой, остроумной, чертовски обаятельной и абсолютно невозмутимой.
Нет.
Нужно отделаться от Джек. Поэтому он сделал первое, что пришло на ум. Начал отступление.
– В любом случае, это не имеет значения. – Он кивнул своему деловому партнёру. – Меня ждут на рождественском обеде вместе с Лоутоном.
Если бы его к ней так не тянуло, если бы на ней не было сосредоточено всё его внимание, он бы не заметил. Возможно, не обратил бы внимание на неприметную морщинку, появившуюся у неё на лбу. Почти неуловимое напряжение в уголках её губ. Лёгкое подрагивание подбородка.
Должно быть, он ошибся. Она выходит замуж за Фергюса, идеального шотландца. Собирается уехать далеко на север, где земля была сурова, а речь неразборчива. Завтра она отбывает в путь. Джек не могла испытывать разочарование.
Вот только выглядело это именно так.
Всего на долю секунды разочарование промелькнуло на её лице, но потом Джек совладала с собой, и оно исчезло. А затем он услышал разочарование в её тихом:
– О. – После чего последовало: – Ну раз так. Не будем вас задерживать.
Другой мужчина и не заметил бы этого глухого огорчённого "О". Идеальный Фергюс не заметил бы. Но Эбен заметил. И он сосредоточился на нём, как маленький ребёнок, уставившийся на кексы.
У него сдавило грудь.
– Вы не уедете.
Внимание присутствующих переключилось на тётю Джейн.
– Прошу прощения? – не поняла Джек.
– Они не уезжают.
– Чертовски точно уезжаю, – сообщил Эбен.
– Боюсь, нам придётся, миледи. Моя невестка ждёт, когда я вернусь вместе с герцогом, – проговорил Лоутон, чуть более уверенно.