Герцог с татуировкой дракона

– Кто-то другой, – закончил он, радуясь, что обрел сочувствующую душу. Сердце столь же черное, как у него самого. – Я знаю только море. Как мне прокладывать курс в этих водах, когда небеса затянуты черными тучами? Когда мой путь не освещают звезды? Как мне себя вести? Как заставить ее полюбить меня? Не бояться меня?

– Может быть, она еще тебя боится, – подтвердил Блэквелл. – Тем не менее нельзя отрицать, что она тебя любит.

– Неужели?

Он вспомнил проведенные ими вместе последние часы в поисках какого-либо знака, что мог выдать ее чувства к нему. И не обнаружил ничего.

Блэквелл посмотрел на него поверх стакана.

– Когда я уходил встретить тебя в долине, она умоляла меня не убивать тебя. Она плакала и молила за тебя и не утешилась, пока я не пообещал ей сделать все возможное, чтобы завершить все миром.

У Грача в груди затеплилась крошечная искорка, прежде чем он осмелился произнести:

– Она обо мне ничего не знает. Она любит того, кого себе вообразила. Кем я когда-то для нее был.

Блэквелл посмотрел на него.

– И ты не можешь снова быть тем человеком?

Удрученный, он отрицательно помотал головой.

– Даже мальчиком я чувствовал, что недостаточно для нее хорош. Что я был убийцей.

Прежде чем заговорить, Дориан внимательно посмотрел на него сквозь край стакана, словно разрабатывая план.

– В таком случае, возможно, лучше всего было бы ее отпустить.

Глаза Грача расширись.

– Такой доброты во мне нет. Сколько раз мне надо повторять? Она моя.

– Знаю. С этим, боюсь, ничего не поделаешь. – Дориан улыбнулся этой своей таинственной улыбкой. – Если она твоя, а она у тебя, то зачем агрессия?

– Я человек агрессивный, – прямо сказал он.

– Тогда разочарование. Оно… сексуальной природы?

Он отвернулся, и только потом кивнул.

– Кажется, если я ее хочу, я должен ее взять. Иначе она не подчинится мне. Она… не хочет меня. Я сдуру считал, что это не имеет значения…

– Что тебя останавливает?

Он ненадолго задумался. Он хотел взять ее. Не сомневался, что после всего, через что ему пришлось пройти, он ее заслужил. Считал, что настолько утратил человечность, что на него не подействуют ее слезы. Ее желания. Он покажет ей, что он ей не опасен, и она, в конце концов, ему подчинится. И все же…

– Я столько лет брал все, что хотел, жестокостью и силой. Но с ней… я хочу, чтобы она отдалась мне.

Блэквелл лениво поиграл уголком повязки.

– Мне вспомнился крокодил, о котором мой друг, герцог Тренвит, рассказал по возвращении из Египта, – сказал он. – Это самые злобные существа, которых только можно представить. Одинокие монстры. Они пожирают друг друга. Собственных детей. Кто-то считает их потомками драконов. – Его взгляд остановился на скифском драконе на печати перед ними. – Их укус настолько смертоносен, настолько страшен, что даже самые крупные наземные хищники обходят их стороной. Тем не менее есть крошечная птичка – ржанка, с виду самая невзрачная, которая без страха взбирается на открытый рот монстра, и он никогда не причиняет ей вреда. Никогда не съедает. Потому что эти хрупкие маленькие существа выковыривают падаль из зубов дракона. И вот, на протяжении сотен лет они живут в почти нелепых, но взаимовыгодных отношениях.

Грач покосился на человека, который назвался его именем. Он пьян?

– Не понимаю, о чем ты.

– Я хочу сказать, что некой крошечной ржанке надо набраться храбрости, чтобы сесть в рот крокодила. А крокодилу надо проявить доверие и терпение, чтобы посмотреть, что будет дальше, а не щелкнуть челюстями и не сожрать несчастное маленькое существо.

Нахмурившись, он пытался провести аналогию с ним и Лорелеей.

Странный смех встретил его слова.

– Ты никогда не увлекался метафорами, – пробормотал Блэквелл.

– Неужели? – Грач всегда мечтал встретить того, кто мог бы ответить на вопросы о его прошлом. Но никогда не задумывался о том, как неприятно находиться в комнате с тем, кто знает о нем больше него самого.

– Знаешь, я научил тебя читать, – сказал Блэквелл. – Долгими тюремными ночами.

Он не знал. Читать он и вправду умел. Но где научился, оставалось для него тайной за семью печатями.

Блэквелл вздохнул:

– Маленькая птичка – это, очевидно, твоя жена. Ты сам сказал, что она любит раненых животных?

– Да.

– Тогда покажи ей свои раны. Свои шрамы. Как крокодил с больным зубом. Как раненый лев. Позволь ей вырвать занозу из твоей лапы и избавиться от боли. Возможно, тогда она престанет тебя бояться. Возможно, тогда она признается себе, что хочет тебя.

Это если предположить, что она хочет.

Блэквелл продолжил:

– Мы, чудовищные мужчины, думаем, что все время должны быть непобедимыми. Но такие женщины, как они, научили меня, что… им нужно знать, что мы люди. Они сделают все возможное, чтобы найти в нас это человеческое. Потому что, в конце концов, они потребуют, чтобы ты их любил, и ты обнаружишь, что не можешь устоять.

Это было сказано с какой-то веселой легкостью.