Все — здесь. И — он. Тот, который… Любуется… Делом рук своих. Ухмыляется про себя, вспоминая… как он… меня, высокородную госпожу и владетельницу… как блудливую сучку… как я рыдала и тряслась… старалась надеться, подладиться, понравится… дешёвка… в герцогской короне…
Короткий взгляд из-под дрожащих ресниц. Десятки лиц. Обычных, заинтересованных, сочувствующих, равнодушных… Человеческие лица, сходные между собой. Среди них лицо чудовища. Неотличимое от остальных.
Уже за стенами замка, на дороге, продуваемой лёгким весенним ветерком, слушая затихающее собственное сердцебиение, клялась себе:
— Найду. Отомщу.
На Севере говорят: "Слабый мстит сразу, трусливый — никогда". Сразу — не получается. Так что — я не слабая. А трусости от меня… не дождётесь.
Увы, не все даваемые клятвы удаётся исполнить.
В Брауншвейге, в собственной спальне, приходя в себя после изнурительной дороги, герцогиня лежала в постели и, перед сном, пыталась продумать ход завтрашнего совета, необходимые приказания, возможные возражения. Невидяще смотрела в темноту полога над собой, бездумно гладила своё, постепенно выздоравливающее, восстанавливающееся тело. Многочисленные ссадины на локтях и коленях, на груди и животе, зудели и чесались. Она потихоньку сковыривала подсохшие корочки, иногда морщилась, когда было больно… И вдруг поняла — её пальцы поглаживают низ живота. Точнее — две длинных ссадины, которые только что зажили. Ей вспомнилось — как они появились, как она стояла со старательно поднятым задом, как два железных клешневатых пальца просунулись между её раздвинутых ляжек, как ухватили её лобок, как, изогнувшись, впившись в её тело, начали сдирать её кожу своими ногтями…
— Не-ет! Не надо! Не хочу!
Крик был беззвучным. У неё хватило сил сдержать панический вопль внутри, не пугать служанок так, как бывало в первые дни. Кошмары возвращались. Но всё реже, вытесняемые повседневными заботами, необходимостью принимать множество быстрых важных решений. А вот сегодня…
Снова бьющееся испуганной птицей сердце, снова липкий холодный пот, намертво вцепившиеся в одеяло пальцы… Тогдашние картинки. Но уже не с затопляющим всё и вся ужасом. Брезжащая догадка.
— Два пальца были здесь. Один — внутри. Другой, с самого начала был там. Четыре. Где был пятый?
— Да какое это имеет значение?! Было же такое… такой ужас, такая боль, стыд, страх… Унижение. Презрение к себе самой. К собственной слабости, беспомощности…
— Имеет. Где был пятый?
Повтор. Прокрутка. Перемотка со стоп-кадром.