Гесериада

Прежде всего по вопросу о том, возможно ли относить Гесериаду к памятникам литературного эпоса. Многие соображения могли бы свидетельствовать в пользу того мнения, что, несмотря на существование многочисленных изустно-народных сказаний о Гесере, она является памятником литературного творчества, и именно литературного творчества монголов: и общеизвестный факт взаимного использования этих двух форм народного творчества, и почти трехвековая литературная традиция Гесериады, и невозможность допустить факт подлинного собирания изустных сказаний монголов в эпоху манчжурского императора Канси, — только подтверждают филологические аргументы Шмидта в пользу того, что Гесериада является коренным, а не переводным монгольским произведением, и притом произведением литературного эпоса. Почти сплошь диалогические ее формы, густо насыщенные пословицами и поговорками, отличаются такою естественною простотой и изяществом лаконизма, которые едва ли достижимы и при самом совершенном переводе, хотя бы такой перевод и был выполнен человеком, знавшим оба языка — и монгольский, и тибетский — в совершенстве, как свой родной язык.

Монгольский язык памятника, нося на себе следы одного из южномонгольских диалектов, далек от классического общемонгольского литературного языка, традиции которого, по мнению проф. Б. Я. Владимирова[8], характеризуют всю основную массу монгольской литературы настолько последовательно, что все немногочисленные произведения, отступающие от этих общепринятых форм, определяются им как особое направление в литературе на монгольском классическом языке. Однако ни время возникновения этого направления, ни его характер, объем и причины не выяснены и не установлены. Что касается Гесериады, то, будучи напечатана в начале XVIII в., она, по-видимому, и составлена не ранее XVII в., так как свободна от архаизмов, характеризующих более ранние памятники монгольской литературы. В таком случае не принадлежит ли XVII в. и самое это направление в монгольской литературе веку великих войн и социальных потрясений, пережитых монгольским миром? В этом веке политический и культурный центр этого мира переместился на запад, к ойратским племенам, которые выдвинули крупных вождей в войнах с Китаем и вместе с тем дали таких крупных культурных деятелей, как реформатор монгольской письменности Зая-Пандита. Реформа Зая-Пандиты, начавшись с усовершенствования алфавита, естественно влекла за собою, в специфических условиях монгольской письменности, далеко идущие изменения в самой классической письменности, подводя ее ближе и ближе к стихии живого разговорного языка. Как военным вождям ойратов не удалось объединение Чингисова монгольского мира, так и реформе Зая-Пандиты не суждено было сделать всемонгольской свою усовершенствованную письменность. Однако легко допустить, что мы за недостатком сведений не можем пока по достоинству оценить ни силы, ни размаха, ни значения этой культурной революции XVII в. в монгольском мире, с которой может быть и связано это литературное направление, ломавшее старые традиции и пытавшееся сблизить классический язык с живым говором народных масс. В этом аспекте приобретает особое значение и то обстоятельство, что язык Гесериады очень близок к юго-западным ойратским диалектам, а также и тот факт, что писаная Гесериада обнаружена из всех монгольских племен еще лишь у ойратов, которые, как известно, и в настоящее время составляют часть населения Тибета, а в XVII в. завоевывали Тибет.

Само собою разумеется, что постановка этих вопросов, не устраняя выводов Б. Лауфера и Б. Я. Владимирцова о том, что монгольские литературные версии Гесериады возникли на базе тибетской, подчеркивает лишь необходимость дальнейших специальных исследований в этой области.

Что касается, наконец, стиля Гесериады, то действительно здесь настолько преобладают тона простой сказки, былины, басни, анекдота над высоким подъемом эпического сказания, причем самые эти элементы настолько причудливо чередуются, что представляется трудным делом причислить ее к тому или иному типу народного творчества. В свою очередь такое чередование элементов, как будто бы сознательное и преднамеренное, дает повод предполагать в данном случае и индивидуального автора, который лишь усваивает себе формы и приемы народного творчества для наилучшего достижения своих целей, а не проявляется в этих формах стихийно и бессознательно, как сам народ, творец своих сказок, сказаний и песен. С другой стороны, в отличие от эпических образцов, Гесериада написана не стихом, а прозою. И это обстоятельство равным образом может быть приписано личным вкусам и намерениям ее автора.