Гесериада

— Разве исполнились твои широковещательные замыслы? — отвечает Шиманбироцза. — Разве я привел твое войско? Разве не справедливо говорится, что больше славы тому, кто умер наступая, чем тому, кто спасся бегством?

5 Под влиянием запальчивого Нанцона Цзаса начинает наступательную войну, не дождавшись сосредоточения всех своих сил, с наличными тремя армиями

Предполагая изменить свой план, Цзаса-Шикир ставит в совете вопрос:

— Как полагаете вы, друзья мои: не отступить ли нам, а тем временем пусть подойдут прочие богатыри?

Взял слово Нанцон и говорит:

— Позволь мне, мой Шумир, доложить раньше тебя? Раз мы приняли от досточтимого Гесер-Мерген-хана, государя десяти стран света, приняли звание тридцати его богатырей, — к чему отступать, к чему подвергать смерти в болезнях эти наши благородные тела, к чему исторгать слезы — стенания у своих жен и детей? Разойдемся же по разным местам и вместе отведаем этого красного чайку, заправленного кровью!

Взял слово Шумир:

— Присоединяюсь к мнению моего Нанцона. Ударь, мой Цзаса, на Цаган-герту-хана, я, Шумир, ударю на Шара-герту-хана, а на Хара-герту-хана ударь, мой Нанцон! Что же, в атаку? Атакуем втроем трех ханов и тогда отступим!

— Друзья мои, я одобряю ваши предложения! — сказал Цзаса-Шикир и приказал Шумиру ставить жертвенник, а Нанцону — делать возлияние. Тогда Цзаса-Шикир, Шумир и Нанцон, втроем припадая, стали молиться гениям-хранителям своего Гесер-хана:

— Услышь нас, отец его, великий Хормуста, милостиво услышьте и вы, исполненные силы семнадцать тэнгриев из сонма приближенных Эсроа-Ишвары! Смилуйтесь над восприявшими рождение тридцатью тремя тэнгриями, которые ради него ниспустились один за другим тридцатью тремя богатырями. И вышние будды десяти стран света, и небесная белая Арья-Аламкари, и бабушка его Абса-Хурце, и три победоносные сестры его, и земной отец его горный царь, хубилган Оа-Гунчид, и четверо наших верховных тэнгриев, и срединный материальный мир наш, и преисподние ханы белых драконов! Всем вам своим ваш Цзаса-Шикир посвящает чистую жертву свою, каждому в отдельности! И вот по какой причине я приношу свою жертву: заведомо зная, что Гесер-хан есть владыка этого Чжамбутиба, они и не подумали взять жену у обыкновенного человека, но вот приближается войско трех ширайгольских ханов, чтобы силою захватить законную супругу нашего Гесер-хана — это ясно! А раз так, то мы решили втроем ударить на них. Если вы благоволите одобрить это решение, то будьте нашими друзьями вы, все и всяческие гении-хранители! Дружественно сопутствуйте нам всеми отрядами своего войска, тьмами и тысячами, сообразно своим чинам. Вы же четыре великих тэнгрия Махараджи, ниспосылайте на нас с четырех своих стран мира мелкие дождички и легкие туманы! Так молились они коленопреклоненно. Потом Цзаса сказал:

— Я стремительно ударю на Цаган-герту-хана и, поразив тысячу человек, возьму их головы. Ты, мой Шумир, устремясь сразись с Шара-герту-ханом и, поразив тысячу человек, бери себе их большие пальцы, а ты, мой Нанцон, стремительно напади на Хара-герту-хана и, поразив тысячу человек, бери их правые уши. Пусть это будут наши трофеи-подарки! Стали молить они трех своих бурых коней:

— При спусках сбегайте как низвергающийся водопад, при поворотах в сторону бегите как выхухоль, в прямом направлении — как лиса!

Три коня трижды зевнули, трижды, подняв хвост, опорожнились, трижды встряхнулись. Поправили они, затем, двойные подхвостники, двойные нагрудные ремни, двойные подпруги и тронулись в путь.

— Где и когда встреча? — спросил Шумир.

— Оставь, мой Шумир! — ответил Нанцон. — Разве одному из нас приезжать с женой и детьми, а другому в одиночку? Тотчас же все одинаково сойдемся на вершине.

Стоит ли вдаваться в подробности: все, одним словом, вышло, как они и предполагали. При этом все трое, вместе со всеми их гениями-хранителями, во главе тысяч и тем по чинам их, шли с таким топотом, будто проходило множество конного войска. Тотчас же и сошлись они, возвратясь на высоты и попутно пригнав с собой триста коней, отбитых у неприятельской разведки.

* * *

Если сравнить с чем-нибудь то, что произошло у трех ширайгольских ханов, то было похоже, будто небо пошло кругом или побывали здесь тигры. Три хана сговорились сойтись на совет, встав рано поутру, но, увидав павших своих воинов, они и в себя прийти не могут, не только сойтись втроем. Они приказали собирать своих павших и только в полдень могли сойтись.

Первым из них со слезами заговорил Цаган-герту-хан:

— Сказать бы, большое войско сразилось со мною, так нет, не большое! Сказать бы, разбойные люди, так нет, не разбойные! Был всего один человек, но почему же топот при его нападении был словно топот многих тысяч и тем?

— Что это за странное знамение?