Гештальт-терапия. Отношение и Практика атеоретического эмпиризма

Есть особое переживание, к которому часто ведет суппрессия (подавление) избегания и которое в Гештальте считается особенно важным - ощущение несущественности.

Говорить об ощущении несущественности - это в некотором роде терминологическое противоречие, поскольку ощущение всегда подразумевает существенное. «Несущественность» представляет собой некое замкнутое пространство, куда стекаются поверхностные личностные игры и где нет места самосознанию. У «несущественного» имеется иллюзорное качество, подобное тем, что сопутствуют негативным чувствам, о которых мы говорим выше. Стыд, вина и тревога, например, не являются чистым переживанием действительности, это результат отношений, которые мы противопоставляем действительности, отвергая или сопротивляясь ей, боясь ее. Точно так же ощущение несущественного или пустоты является тем состоянием, в котором мы судим поверх себя, вынося вердикт: «Не достаточно». Несущественность, простота, бессмыслица, тривиальность - вот переживания, в которых мы не прекращаем измерять свои ожидания или стандарты, которыми мы мерим реальность. Их корень не в чистом осознании, а в сравнении.

Важность этого ощущения несущественного вытекает из наблюдения, что оно представляет мост между избеганием и контактом или, как это выразил Перлс, между фобийными и взрывными пластами личности. Перлс считал эту фазу терапевтического процесса настолько важной, что даже определил Гештальт-терапию как: «Гештальт-терапия есть трансформация пустоты стерильной в пустоту плодородную».

Как это понимать? «Ничто» есть «несущественное», только когда мы стараемся превратить его во что-то. Однажды приняв, что ничего нет, мы обретем все. Ничто превратится в экран, на котором мы сможем увидеть все, на фоне которого свободно задвигаются «фигуры». Поскольку теперь нам не надо творить, все то, что мы делаем, станет нашим творением; поскольку теперь нам не нужно озарение, озарением станет осознание момента; поскольку мы больше не стараемся быть тем-то и тем-то и чувствуем несущественность подобных стандартов, мы понимаем, что мы такие, какие мы есть. Суппрессивный аспект Гештальт-терапии объемлет и общие принципы, и то, что можно принять за индивидуальные (негативные) предписания. Существует закон, приложимый к каждому пациенту, являющийся непреложным для группы, что нельзя потворствовать любой игре, представляющей механизм главного избегания. Об общих принципах и правилах я поговорю в следующей главе.

О принципиальных «ни-ни» в Гештальт-терапии я уже говорил: велеречивость, предвкушение, повествовательность, долженствование, манипуляции.

В данной главе я уже коснулся вопроса будущего и прошлого, однако поговорю о нем более подробно еще, поскольку здесь я только обрисовал тему. О других же вопросах (повествовательности, долженствовании и манипуляции) следует рассказать особо, затронув все следствия и исключения из правил.

I. Повествователъность

Повествователъностъю Перлс считал так называемую «научную игру», точно так же, как религиозную игру - «долженствованием». В терапевтической ситуации наиболее частыми проявлениями данного отношения являются предложение (диагностическое) информации, поиск обычных объяснений, дискуссия по философским или моральным вопросам или по значению слов. Все это вместе с вежливыми клише табуировано в Гештальт-терапии как «многословие». Как говорил Перлс: «"Почему" и "потому что" в Гештальте считаются грязными словами. Они ведут лишь к рационализации и принадлежат ко второму разряду продукции многословия. Я выделяю три разряда подобной продукции: дерьмо цыплячье - это "доброе утро", "как дела?" и т.д.; дерьмо собачье - это "потому что", рационализация, извинения; и дерьмо слоновье - это когда говорят о философии, экзистенциальной Гештальт-терапии и т.д.- как раз этим я сейчас и занимаюсь».

Слово «дерьмо собачье», в частности, в Гештальт-терапии стало термином технического жаргона из-за своей выразительности. Оно указывают на нечто, от чего следует избавиться, что теряет свою весомость при непосредственном переживании.

Действия Гештальт-терапевта часто оказываются довольно неприятными для пациентов, ранее прибегавших к психоанализу или читавших психоаналитическую литературу, где интерпретация считается широким проспектом к истине. Более того, тенденция к поиску облегчения от психологических напряжений через обычные объяснения является естественной для многих. Должны ли мы назвать подобные психоаналитические и спонтанные попытки не иначе, как стерильными играми «прилаживания», как предлагал Перлс?