Гёте. Жизнь как произведение искусства

Герцогу было восемнадцать, когда он выбрал Гёте своим другом и приложил все усилия для того, чтобы заманить его в Веймар. Он просто хотел, чтобы Гёте был рядом, пока еще не имея никаких конкретных планов. Однако чтобы удержать его рядом с собой, через три месяца он, несмотря на недовольство отдельных придворных и чиновников, уже посулил ему должность, а кроме того не скупился на подарки и среди прочего весной 1776 года подарил Гёте садовый дом. 16 марта 1776 года герцог составил завещание, в котором определил Гёте пожизненную пенсию, пока без указания должности. В первые месяцы жизни в Веймаре Гёте время от времени задумывался над тем, чтобы прервать этот затянувшийся эксперимент. Ему было важно чувствовать, что он может уйти, когда захочет, чувст вовать себя свободным. По своей свободной воле он решил остаться при дворе молодого герцога. Его тесная привязанность к августейшему другу сохранится на протяжении многих последующих лет. Сам он часто говорил о своих сильных дружеских чувствах. В одном из поздних писем к Шарлотте он рисует странный, идеализированный и стилизованный образ-символ, в котором раскрывается значение этой дружбы: «И тогда <…> пришел герцог, и мы, не будучи ни бесами, ни сынами Господними, поднялись на высокие горы и на башни храма, чтобы увидеть царства этого мира, его тяготы и опасность в одночасье сорваться вниз. <…> и такое просветление снизошло на нас, что прошлые и будущие беды и лишения, все жизненные заботы легли у наших ног, словно пустые породы, а мы, пока еще в земных одеждах, через оголенные стволы перьев уже чувствовали легкость будущего благословенного оперения»[590].

Менее велеречиво Гёте высказался в одном из писем к герцогу через четыре месяца после прибытия в Веймар: «И Вы, стало быть, никогда не перестанете чувствовать, что я люблю Вас»[591]. К этому моменту Гёте уже определился – по крайней мере, на какое-то время. Мерку он пишет: «Положение мое весьма благоприятно, а герцогство Веймарское и Эйзенахское – подходящее поприще, чтобы проверить, к лицу ли мне роль исторического деятеля <…>, хотя сейчас я отчетливее, чем когда-либо прежде, вижу паршивую суть этого преходящего великолепия»[592].

Прежде чем вступить в свою первую должность, Гёте использовал все свое влияние, чтобы добиться для Гердера, который к тому времени изрядно приуныл в своем Бюкебурге, должности суперинтенданта. Герцога он быстро склонил на свою сторону, но столкнулся с упорным сопротивлением духовенства и чиновников. «Дорогой брат, – пишет Гёте Гердеру, – мы давно уже не в ладах с этими мерзавцами, а они повсюду у кормила. Герцог хочет и ждет тебя, но остальные все против»[593]. Гердер слыл вольнодумцем – герцога это не пугало, но, с другой стороны, ему вовсе не хотелось портить отношения с консисторией. Решено было запросить заключение одного из ортодоксальных протестантских теологов. По настоянию Гёте герцог отказался от этой процедуры и своей высочайшей волей пригласил Гердера в Веймар. Гёте тотчас же занялся организацией ремонтных работ в служебном помещении и квартире, куда должен был въехать Гердер.

Эта история еще больше настроила правительственные службы против Гёте. Когда 11 июня 1776 года он был назначен тайным советником и посланником с жалованьем в размере 1200 талеров, а также членом Тайного консилиума, председатель последнего, заслуженный вельможа барон фон Фрич подал в отставку. Помимо Гёте, пишет он в своем прошении, есть и другие, более опытные специалисты, которые за годы верной службы приобрели необходимые знания и, безусловно, заслуживают повышения. Фрич дает понять, что видит в назначении Гёте проявление фаворитизма. Герцог, однако, остается непреклонен, а суждения Фрича о Гёте называет оскорбительными для себя как для друга. Тем не менее он не хочет терять этого умудренного опытом человека и настойчиво просит его остаться в Консилиуме. В конце концов, в том числе и благодаря ходатайствам Анны Амалии, Фрич меняет свое решение. Что касается Гёте, то ему хватает ума, чтобы приложить все усилия к установлению хороших отношений с Фричем.

Итак, летом 1776 года Гёте окончательно обосновался в Веймаре. Что бы там ни говорили, а из автора «Вертера» все же вышло что-то стоящее – с этой мыслью он сообщает о своем назначении Кестнеру: «Я остаюсь – будучи здесь и таким, каков я есть, могу наслаждаться жизнью и во многих отношениях быть полезным одному из благороднейших людей. Герцог, с которым я вот уже почти девять месяцев связан самым подлинным и искренним родством душ, наконец вовлек меня в свои дела, и наш роман перерос в супружество, благослови его Господь»[594].

Глава двенадцатая

«Мое писательство оказалось в подчинении у жизни». Гениальность не уберегает от дилетантизма в жизни. Против литературщины. История с неудачником Ленцем