Очень скоро молодой Орлик становится признанным и модным поэтом. Ему заказывают панегирики (оды) в честь самых влиятельных людей украинского общества – самого гетмана Мазепы и его племянника Ивана Обидовского. Первый панегирик «Алцид российский» был издан в 1695 году и приурочен к взятию Мазепой турецкой крепости Казикермен7
. Второй – «Гиппомен сарматский» – был заказан к свадьбе Обидовского и Ганны Кочубей, состоявшейся в 1698 году (венчал их в Батурине сам Стефан Яворский, учитель Орлика). Стихи были на польском языке, в стиле барокко, полные аллегорий и метафор. В них в полной мере проявлялись познания автора в области античной и христианской культуры. Украинское барокко, достигшее своего апогея во время гетманства и. Мазепы, вообще отличалось широким использованием сентенций, крылатых выражений и поговорок, заимствованных из античных авторов. Как и западная эпоха Возрождения, украинское барокко представляло собой удивительное и яркое сочетание античности и христианства. Фигуры святых соседствовали с античными богами, а симпатичные амуры украшали дом Киевского митрополита…Толчком к дальнейшей карьере становится женитьба Орлика на Ганне, дочери полтавского полковника Павла Герцика в ноябре 1698 года. Этот брак сразу ввел его в элиту Левобережной старшины. Герцики были в родстве с влиятельным семейством Забел и многими другими старшинскими фамилиями Левобережья8
. Молодая жена принесла Орлику владения в Стародубском, Черниговском и Полтавском полках.Знаменитый поэт и родственник Герциков обращает на себя внимание гетмана Мазепы, который сам любил литературу и знал в ней толк, а также прекрасно владел множеством иностранных языков. Ему были нужны талантливые, образованные люди, к тому же верные и зависящие от него.
В то время назревал конфликт между гетманом и Василием Кочубеем, занимавшим должность генерального писаря. Кочубей много лет интриговал, мечтая получить гетманскую власть. Во время празднования Пасхи 1702 года на старшинской раде Кочубей подал в отставку. Старшина съехалась к гетману в его имение Гончаривку, и во время праздничного обеда Василий сдал войсковую печать и кратко поблагодарил за должность. Старшина «возшумели были», чтобы вернуть его, но тот сразу уехал. Хитрый Мазепа во время продолжившегося обеда предложил, чтобы Кочубею «не быть без уряду», назначить его генеральным судьей. Эта идея с восторгом была поддержана подгулявшей старшиной. Через день все опять приехали в Гончаривку на Божественную литургию и вручили клейноды Кочубею. Так враг Мазепы лишился влиятельного поста генерального писаря (который являлся практически канцлером Украины и вел всю иностранную переписку) и получил хлопотную должность судьи (который должен был решать все земельные и другие споры старшины и духовенства и, соответственно, всегда быть источником недовольства). А на место писаря гетман назначил Орлика, что не всеми было встречено с пониманием, ибо «хочай и мудрий был человек», но еще неопытный9
. По казацким меркам тридцатилетний Орлик был юнцом, и такое назначение стало уникальным случаем в истории Украинского гетманства.Казацкие сабли XVIII в.
Но Орлик снискал от Мазепы и другую милость. В 1702 году гетман стал крестным отцом его старшего сына Григория – будущего генерала Франции. Получил Орлик и значительные пожалования в Гадяцкой сотне. Одним словом, Орлик стал весьма состоятельным и влиятельным человеком. Это обстоятельство особенно важно для понимания дальнейших событий, так как ему было что терять.
С Мазепой генеральный писарь был весьма близок. Гетман был уже немолод, часто мучился приступами подагры, и по воспоминаниям Орлика, он нередко оставался у Мазепы допоздна, писал универсалы и письма. Читал гетману корреспонденцию, когда тот, отдыхая, лежал в постели.
Про участие Орлика в подготовке перехода Ивана Мазепы к шведам мы знаем только из его собственного письма-исповеди, написанного Стефану Яворскому через тринадцать лет после этих событий, во время эмиграции. С одной стороны, Орлик всегда очень любил и уважал Яворского как своего духовного учителя, а жанр исповеди не предполагает лукавства. Но Орлик писал это письмо, надеясь на амнистию со стороны Петра, и, возможно, отредактировал некоторые моменты. Да и прошедшие тринадцать лет не могли не внести коррективы в его воспоминания.
Алексей Юрьевич Безугольный , Евгений Федорович Кринко , Николай Федорович Бугай
Военная история / История / Военное дело, военная техника и вооружение / Военное дело: прочее / Образование и наука