Гезат

На этот труп с разрубленным черепом не сразу обратил внимание. Уже почти проехав его, краем глаза выцепил что-то с характерным золотым блеском на груди поверх кольчуги. Я остановил коня, спешился. Видимо, убитый был знатным воином. То, что я сперва принял за золотой амулетик, оказалось частью ожерелья. На шнурок были нанизаны золотые овалы, приплюснутые с боков, на каждом из которых был барельеф в виде диковинного зверя, все разные. Как догадываюсь, звери были обычными, но мастер-кельт изобразил их в присущем его народу стилизованном виде. Заодно я решил стянуть с трупа кольчугу с длинными рукавами, редко пока встречавшуюся, изготовленную из мелких колец. Под ней обнаружил висевший на замусоленном гайтане золотой ромбовидный медальон, на котором был барельеф с мужской головой со вставшими дыбом волосами. Скорее всего, это изображение бога Солнце. На обеих руках, по одному выше и ниже локтя, были надеты массивные серебряные браслеты. Их я тоже забрал.

После чего походил по полю боя, отыскивая такие же интересные трофеи. Брал только предметы из серебра и золота. Исключение сделал для железного перстня с куском янтаря, в котором застыла какая-то козявка. Янтарь, особенно с вкраплением, стоит дорого и здесь, и в Риме. Оружие и доспехи меня не интересовали. Цены на них сейчас упадут ниже плинтуса, а арба и так перегружена захваченным ранее. Вместе со мной сбором трофеев занимались германские пехотинцы. Потом они поделятся поровну со своими всадниками. Приблизившись ко мне, улыбались и приветствовали взмахом руки. Этот жест напоминал незаконченное приветствие гитлеровцев. Я бы не удивился, если бы кто-нибудь из них крикнул «Хайль Гитлер!».

92

К вечеру по римской армии пополз слух, что повстанцы разбегаются. Я заметил, что во все времена и у всех народов девять из десяти слухов оказываются верными, а один делал жизнь интригующей. Уже после захода солнца отряд германцев поехал проверить, так это или нет. Вернулись они в середине ночи, нагруженные трофеями, и подтвердили, что так и есть — трусливые кельты побежали прятаться под подолы жен. Я узнал об этом только утром, когда проснулся. Видимо, Гай Юлий Цезарь не сильно доверял германцам, поэтому моей але приказано было проехать в южном направлении и посмотреть, есть ли там повстанцы.

На выполнения задания у нас ушло часа три. Первые полчаса на то, чтобы убедиться, что вражеский лагерь пуст, даже головешки в кострах холодные, а остальное время охотились. Все соскучились по свежему мясу. Я собирался подстрелить оленя или кабана, но на лесной поляне наткнулся на бычка-перволетка. Видимо, повстанцы удирали так быстро, что забыли забрать скотину. Я решил, что молодой бычок — это лучше старого оленя, и вернулся с ним к месту сбора, где дождался своих подчиненных, разъехавшихся в разные стороны. Удачливым оказался не я один. В укрепрайон мы вернулись с небольшим стадом коров и телят.

Я сразу поехал докладывать легату, но его раб сообщил, что Квинт Туллий Цицерон сейчас у Гая Юлия Цезаря. Вроде бы повстанцы, осажденные в Алезии, решили капитулировать, пообещали выдать лидеров восстания и всё оружие и отдаться на милость проконсула. Все старшие командиры римской армии сочли, что обязаны присутствовать при этом. Я тоже решил посмотреть. Места, так сказать, в партере оказались заняты набежавшими со всех сторон легионерами, но с галерки, то есть, с коня мне хорошо было видно.