Гезат

Рыбаков было трое: двое голых тянули мелкоячеистый бредень длиной метров пять, а по берегу с их одеждой под мышкой и прижатой к другому боку корзиной, заполненной наполовину рыбой и раками, шел одетый в желтовато-белую льняную рубаху и короткие шерстяные темно-серые штаны, на кожаном ремне которого висел только длинный нож. Видимо, не ожидают нападения, потому что лагерь где-то рядом. Вот голые завернули к берегу и вытянули на сушу сеть с мотней, заполненной рыбой и раками. С радостными криками все трое начали перекладывать крупную добычу в корзину, а мелочь выбрасывать в реку. Наше появление, скорее, удивило их, чем испугало. Только когда поняли, что мы не мирные эдуи, малехо приуныли.

— Где ваш лагерь? — спросил я, а Кон перевел.

— Там, — показал одетый пленник вверх по течению, — переправляются через реку.

— Много уже переправилось? — спросил я.

— Много. Сегодня должны закончить переправу тугены, а завтра начнем мы. Нам по жребию выпало переправляться последними, — рассказал он.

Язык был похож на иллирийский с добавлением кельтских и германских слов. Видимо, черти занесли одно из иллирийских племен на территорию будущей Швейцарии, где оно слилось с местным населением и образовало новый этнос.

— Из какого ты пага? — поинтересовался я.

Гельветы делятся на четыре пага, как они называют свои племена.

— Тигурин, — ответил одетый пленник.

Надо же, это именно от его предков я удирал ночью по Гаронне, а теперь вот захватил на Араре потомков!

— Пусть оденутся, после чего свяжите им руки за спиной и накиньте на шею петлю, — приказал я своим соратникам. — Отведем к римлянам. Уверен, что за этих пленников нам хорошо заплатят.

Вместе с Дуффом мы отправились по берегу реки вверх по течению, чтобы проверить слова тигурина. Он не соврал. Метров через пятьсот река поворачивала почти под прямым углом и становилась уже. Здесь и была паромная переправа, а не брод или мост, как я предполагал. Небольшой паром, на котором помещалась всего две арбы без волов, скользил по канату от одного берега к другому. Людей перевозили на нескольких небольших лодках-плоскодонках. Волы и лошади переплывали реку сами. Скорее всего, так же переправились и бараны, большая отара которых паслась на противоположном берегу. Судя по следам, раньше на нашем берегу был большой лагерь. Сейчас он стал меньше раза в три или четыре. На противоположном берегу тоже было мало народу. Видимо, переправившиеся в предыдущие дни пошли дальше, где было, чем поживиться.

Назад мы ехали еще медленнее, потому что приходилось приноравливаться к скорости пеших пленников. Сзади, отставая метров на сто, ехали Дуфф и Кон. Им была поставлена задача слушать внимательно, чтобы вовремя засечь посланника Думнорикса, если тот будет возвращаться и нагонит нас. Иначе мы не доведем пленных до римского каструма, сгинем вместе с ними от рук эдуев-предателей. То ли этот отряд остался ночевать у гельветов, то ли проскакал раньше, когда мы были на берегу реки, но мы с ним не встретились.

Лагерь эдуев обогнули по дуге большого круга, и к огромному каструму, вмещавшему седьмой, восьмой и девятый легионы, подъехали сразу после захода солнца. У ворот с внешней стороны стояла когорта легионеров. Первому центуриону было лет пятьдесят. В таком возрасте уходят в отставку или получают почетную должность при легате, хотя, может быть, начал служить уже в зрелом возрасте.

— Пленные гельветы. Уверен, что проконсулу будет интересно поговорить с ними, — сказал я старому вояке.

— Сейчас я доложу дежурному трибуну, — сказал центурион и зашел в каструм.

Ждать нам пришлось минут пятнадцать. Как догадываюсь, центурион доложил трибуну, тот — префекту лагеря, а последний — Гаю Юлию Цезарю, который распорядился привести пленных к нему, после чего приказ дошел до нас по той же цепочке.