Гезат

По закону подлости именно в это время и прикатил обоз из Галлии, расположился на левом берегу реки Сикор в нескольких сотнях метров от нас. Вместе с ним прибыло подкрепление — кельтские всадники и отпрыски знатных римских родов, желающие приобрести военный опыт, а чаще — запись в послужном списке, чтобы иметь возможность продвигаться по карьерной лестнице, и послы к Цезарю. Последних, как и товары для самого проконсула, перевезли на правый берег на нескольких небольших лодочках, сколоченных легионными умельцами. Остальным — тысяч шесть человек — пришлось ждать, когда спадет вода в реке, появится возможность навести наплавной мост.

О приходе обоза узнали и наши враги. В их распоряжении был каменно-деревянный мост, довольно крепкий, построенный с учетом редких, но разрушительных разливов Сикора, поэтому я не удивился, когда рано утром на обоз напали кельтиберские всадники. В нашем каструме сразу зачем-то затрубили тревогу, хотя единственная помощь, которую мы могли оказать — это посочувствовать и приободрить криками. Впрочем, кельты и без нас вполне справлялись со своими дальними родственниками. Во-первых, у них было больше боевого опыта, приобретенного в сражениях с римлянами, германцами и в междоусобицах; во-вторых, на виду у командования кельты готовы были умереть, но не сплоховать. Пока кельтская конница сдерживала натиск вражеской, обоз быстро переместился в горы. Сделали это вовремя, потому что вскоре подошли три вражеских легиона, которые сразу потеснили кельтов. Лезть в горы помпеянцы не решились. Наверное, испугались, что Гай Юлий Цезарь воспользуется их уходом и нападет на каструмы, оставшиеся с малой защитой. В итоге их вылазка закончилась парой сотен убитых с обеих сторон и захватом нескольких арб и палаток, но радовались этой маленькой победе так, будто разбили пару легионов Цезаря. Все-таки римляне — шумный народ.

123

Воздух наполнен сыростью, что в этих засушливых краях кажется чудом. На доспехе образовались капли росы, что тоже в диковинку здесь. Когда лучи недавно взошедшего солнца попадают на них, капли вспыхивают, как бриллианты. Я скачу на коне по дороге, идущей вдоль левого берега реки Сикор. Следом движутся мои подчиненные. Гай Юлий Цезарь предлагал взять и недавно прибывших кельтов, но я отказался, потому что не знаю, что они отчебучат в бою: откажутся отступать по моему приказу или драпанут без приказа. Мы переправились через реку по наплавному мосту, сооруженному за ночь километрах в тридцати выше по течению от того места, где был наш лагерь. Для сочленения сколоченных на берегу плотов использовали челноки из воловьих шкур, натянутых на каркас из прутьев, изготовленные пришедшими с обозом кельтами. Первыми еще до восхода солнца переправились десять когорт и на ближайшем холме сразу начали строить каструм. Затем пришел черед коннице. Мы должны встретить врага, если узнает о новом мосте и попробует напасть, и задержать его как можно дольше, дать время переправиться обозу на правый берег. Пока что мы не встретили ни одного врага, даже сторожевые дозоры не попадались. Деревни были пусты. Германцы ограбили их еще до того, как прибыл Гай Юлий Цезарь.

Первых людей мы увидели, когда были километрах в пяти от Илерды. Ими оказались вражеские фуражиры. Легионеры косили пшеницу на полях возле деревни, собирали в снопы и грузили на арбы. Оружие и щиты были сложены возле крайних домов. Пшеница уже перестояла. Косить ее надо было неделю, а то и две назад. Видимо, раньше опасались переходить на левый берег. Теперь чувствовали себя здесь в безопасности, поэтому и приняли нас за своих.

Возле ближнего дома, сложенного из камней и с соломенной стрехой, стоял в тенечке центурион. На вид лет сорок, что по нынешним меркам уже старость, но держится бодрячком. Рубленое лицо с кривым, рваным шрамом на правой щеке показалось мне знакомым.

— Где раньше видел тебя? — спросил я, остановив коня в метре от бравого вояки.

— В Галлии в двенадцатом легионе, — ответил он. — Мы тогда вместе служили у Цезаря.

— Я и сейчас служу у него, — проинформировал я.

Центурион сперва решил, что я шучу, улыбнулся, показав зубы, сохранившиеся через один-два, а потом перевел взгляд на ехавших вслед за мной германцев, сообразил, что они мало похожи на кельтиберов, и напрягся. Ни погибать, ни попадать в плен ему явно не хотелось. Кожа на лбу собралась в складки, как у шарпея, что, видимо, обозначало запредельную активность складок головного мозга.

— Не геройствуй, — спокойно предложил я. — Это не наша с тобой война. За тебя заплатят выкуп из легионной кассы, и через несколько дней вернешься к своим.

— Могут не заплатить, — с сомнением произнес центурион. — В кассе пусто, потому что много наших побывало у вас в плену, а жалованье уже на полгода задерживают.

— Тогда перейдешь к Цезарю, — сказал я. — Ты не обязан служить тому, кто тебя не ценит.

— Тоже верно! — радостно произнес он, посмотрел на своих подчиненных, часть которых, прекратив работать, пялилась на нас, и спросил: — Приказать, чтоб выходили на дорогу?