«Выжил из ума, старый идиот! — злобно подумал Гаррисон о сенаторе. — Черт его дернул за язык». — И любезно ответил:
— Видите ли, господин Ясуда, для общественного мнения иногда необходимо высказывать и такие вещи. Что поделаешь? — он пожал плечами. — Бизнес!
Японцы заговорили между собой. Видимо, они никак не могли прийти к общему решению. Барон Ивасаки молчал. Ясуда поддакивал всем. Особенно горячился Мицуи — бодрый старик с черной атласной повязкой на левом глазу. «Не хочет расставаться с Кореей и Маньчжурией, — подумал Гаррисон, внутренне усмехаясь. — Нет, господа, кончилась ваша эра на востоке. Идет другой хозяин... Так, кажется, выразился Трумэн?..»
И, словно в ответ на его мысли, глава Мицуи спросил:
— Господин Гаррисон... — он даже привстал в волнении. — Мы лишаемся главного — Кореи, Маньчжурии, Китая. Наконец, гибнет тысячелетняя мечта нашего народа о создании сферы процветания, о Приморье, нагло отторгнутом русскими...
Гаррисон сочувственно вздохнул и, бросив сигару, откашлялся:
— Господа, очень душно, — он вытер пот. — Временно вам придется отказаться от создания сферы. Дело в том, что вы выбрали неважного союзника и... — он принужденно улыбнулся. — И напали не на того врага, но, господа, — Гаррисон поднял палец, — время исправит эту ошибку. Как говорили древние, «ваши враги — мои враги», — Гаррисон засмеялся… — Нам нужно время. Я думаю, что после атомных бомб, сброшенных на Нагасаки и Хиросиму... вы, надеюсь, проинформированы? — японцы закивали. — От Нагасаки остался прах. Хиросимы больше не существует... Наше новое оружие рождает колоссальные возможности в будущем. Сегодня атомная бомба упала у вас, а завтра она упадет там, где это будет нужно и нам, и вам, — широким жестом Гаррисон обвел присутствующих. — Владея атомной бомбой, мы овладеем всем миром. Но... — он усмехнулся, представив себе, как вытянутся сейчас лица японцев. — Но мы не хотим гибели вашей промышленности. Я уже приносил наши глубочайшие извинения мистеру Ивасаки за невольный ущерб, причиненный ему в Хиросиме и Нагасаки. Но это такое оружие... такое оружие, господа, что невольно вспоминаешь конец света! Итак, не капитулируя, вы рискуете всем. Капитулируя, приобретаете союзника — Америку. В то же время вы наносите моральный — жаль, конечно, что лишь моральный — ущерб русским. Каким образом? А вот: «Мы, японцы, капитулируем перед атомной силой Америки. Сохраняем от разрушения страну. Людей». Вы меня понимаете?.. Теперь о русских: Квантунская армия должна сопротивляться. Пусть будет объявлена капитуляция. Но... драться необходимо. Необходимо затем, чтобы иметь право сказать: русские уничтожают японцев в Маньчжурии. Они мстят нам за поражение тысяча девятьсот пятого года, тогда как исход войны уже решила атомная бомба.
Наступило оживление. Мысль Гаррисона понравилась.
— Мы объединим промышленность наших стран, — убеждал дальше Гаррисон. — Подготовим базу. Тогда-то, мистер Мицуи, можно будет вернуться к мысли о создании вашей сферы...
— А наши заводы? — несмело спросил Ясуда. — Они не пострадают... от капитуляции? Вы наводните наши рынки.
— Об этом мы договоримся на разумной основе, господа.
После короткого совещания результат переговоров сообщили императору, ждавшему в соседней комнате...
Начиналось утро, когда машина цвета кофе с молоком возвращалась из дворца. На Императорской площади стояли толпы людей. Все они смотрели на серую высокую стену и молчали.
— Что они делают? — недоуменно спросил Гаррисон сидевшего рядом Ивасаки. — Почему молчат?
— Они умоляют живого бога прийти к ним на помощь, — Ивасаки отвернулся от окна. — К императору можно обращаться только мысленно. Он — бог.
На улицах метались японки в развевающихся кимоно, иногда слышались истерические возгласы.
На перекрестке машина задержалась — шел строй. За солдатами бежал ожиревший мужчина и хрипло кричал:
— Русские завтра будут здесь! Будут здесь! Будут здесь!..
Еще долго слышался его надрывный крик. Гаррисон усмехнулся, довольно потирая руки. Дело сделано, мистер президент! А главное — это только начало. «Там будет видно...»
Ван Ю, едва появившись в Хайларе, собрал партизан, оставленных в городе для разведки и связи. К ним примкнули рабочие депо и железной дороги. Командование ударной группы разрешило отряду взять трофейное вооружение и боеприпасы. Значительной силы отряд не представлял: партизан собралось около ста человек, но у них были свои, старые счеты с японцами, и они рвались в бой. Харченко отвел отряду небольшой участок восточной окраины города, куда, возможно, начнут откатываться отрезанные от укрепленного района японцы. Некоторых бойцов отряда, местных жителей, взяли проводниками, и они по глухим переулкам и дворам выводили советских солдат в тыл японским цепям. Отряд Вана насчитывал теперь не больше семидесяти человек, но каждый стоил десяти японцев — так была велика их ненависть к поработителям.
Мысли об отце, о жене и детях не давали покоя Вану. Но он не пошел домой. Желание освободить город оказалось сильнее. Все годы он жил ожиданием этого дня!