Гибель империи. Российский урок

Еще одним человеком, без которого реализация революционного плана была бы невозможна, стал председатель Государственной думы Михаил Васильевич Родзянко. Генерал-майор А. И. Спиридович писал в воспоминаниях, что Родзянко «…разъезжая по России, бранил все и вся, кричал на всех и вся, обвиняя и все, и вся»[143].

М. В. Родзянко

В годы войны председатель Государственной думы превратился в покровителя самой радикальной оппозиции. Он позволял ее представителям произносить с думской трибуны прямо антигосударственные речи, вычеркивая из протокола заседаний фразы, могущие послужить основанием для лишения революционеров депутатских полномочий. После скандальной речи Керенского, в которой тот ни много ни мало как призвал к цареубийству, Родзянко распорядился этих слов не фиксировать, выводя подстрекателя из-под удара. Когда премьер-министр Голицын обратился к Родзянко «с покорнейшею просьбою не отказать в распоряжении о доставлении»… «подлинной, без цензурных пропусков, стенограммы упомянутой речи», Родзянко резко и в оскорбительном тоне отказал[144].

М. В. Родзянко в центре

Ну и, наконец, решающую роль в февральских событиях сыграло то, что у историков этого периода принято называть «предательством генерал-адъютантов». Без них, самых высших армейских чинов Империи, переворот не мог бы произойти. И здесь первым в кругу действующих лиц стоит генерал-адъютант Михаил Васильевич Алексеев. Сын солдата, выслужившего офицерское звание, Алексеев сделал блестящую военную карьеру и в августе 1915 года был назначен начальником штаба Верховного главнокомандующего. Это был акт высокого доверия со стороны Императора, который так характеризовал своего помощника: «Добросовестный, умный и скромный человек, и какой работник!»[145] Нравился генерал и Императрице, именовавшей его «славным»[146].

Генерал М. В. Алексеев

Однако вскоре симпатии царственной четы подверглись испытаниям. Алексеев стал проявлять и политические амбиции. Он демонстративно публично подчеркивал свою антипатию к Императрице. В те дни, когда она прибывала в Ставку, генерал демонстративно отказывался от приглашений к императорскому столу[147].

Заняв высокий пост, Михаил Васильевич вступил в переписку с Гучковым, постоянно настраивавшим генерала против власти. «Его Величество изволил указать Алексееву на недопустимость такого рода переписки с человеком, заведомо относящимся с полной ненавистью к монархии и династии»[148], – вспоминал премьер-министр Штюрмер. В ответ на прямой вопрос об этих письмах Алексеев солгал в глаза своему Верховному главнокомандующему, заявив, что такой переписки никогда не вел.

Чтобы уравновесить влияние Алексеева в штаб Верховного главнокомандующего был назначен безусловно верный престолу генерал Иванов, однако Алексеев добился увольнения конкурента, а затем солгал Иванову, доверительно сообщив, что того отчислили из Ставки по требованию Распутина[149]. Именно участие Алексеева как человека, стоявшего на вершине пирамиды военного управления, обеспечило успех переворота.

Генерал Алексеев на первой странице французской газеты «Le Miroir»

Фигура генерала Михаила Васильевича Алексеева по-настоящему трагична. Безусловно талантливый военачальник, искренний патриот России, он был захвачен смертоносным вихрем русской смуты и не смог принять абсолютно простое и единственно чистое и правильное решение – оставаться до конца верным присяге. В результате генерал Алексеев, как и его сподвижники командующие фронтами, оказался в стане тех, кто принудили Императора к отречению. Буквально на следующий день Михаил Васильевич в этом горько раскаялся. Первый среди впоследствии посыпавших свои седые головы пеплом главнокомандующих.

Император Николай II и генерал М. В. Алексеев перед картой военных действий

Не нам сегодня их судить! Но нам получать от них пусть беспощадные, но жизненно важные уроки.

…У замечательного поэта Леонида Дербенева есть такие глубокие строчки в простой песенке:

А мир устроен так, что все возможно в нем,
Но после ничего исправить нельзя…

Среди творцов революции было множество самых известных в то время персонажей, о которых мы не говорим подробно лишь за недостатком времени. Чего стоят только многочисленные мильонщики-староверы, купцы и промышленники! Набожные церковные начетчики, они ничтоже сумняшеся передавали в руки открытых воинствующих безбожников огромные суммы на дело революции. Они субсидировали целые террористические партии, в программах которых стояла задача уничтожения частной собственности. Ненависть к режиму перевешивала и благоразумие, и благочестие, и даже купеческую жадность.