— Вместе с тем и милость явил Господь, освободив от смерти рабов своих Ферапонта и Софрония. Речем же, братия, Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Да падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. Яко Ты, Господи, упование наше…
Глаза всех присутствующих были обращены на Ферапонта и поэтому никто не заметил, как с разных концов поляны к молящимся устремились зеленые бесформенные фигуры. Еремей один с большим запозданием заметил неладное, попытался было вскочить, но, получив чем-то тяжелым в висок, провалился в мрак беспамятства.
Возврат сознания был резким и мучительным. Ледяная вода, приведшая его в чувство, забила нос и глотку, вызвав приступ жестокого кашля и слезы, застлавшие глаза. Первым, что он увидел мгновенья спустя, были запыленные сапоги, стоявшего совсем рядом воина.
— Ага, очухался, наконец. Вуефаст, тащите его, — в распоряжающемся Еремей с ужасом узнал Хоря, которого совсем не было видно последние три седьмицы.
Два рослых стражника небрежно, словно куль с мукой, оттащили связанного Еремея к стоящему на краю леса деревцу, рывком поставили его на ноги и, примотав веревкой к стволу, отошли за следующим пленником. Оглядевшись, садовод увидел, что почти все участники тайного молебна, так же как и он, стоят, привязанные к деревьям. Лишь отца Моисея нигде не было видно. Но на этом все хорошее и кончалось. А вот плохое … Лица нескольких сотен людей, собравшихся со всей округи, по большей части баб, не предвещали ничего доброго. Десяток ратников и два десятка стражников отгораживали их от стоящих на коленях Софрония и Ферапонта.
— Люди! — зычный голос Хоря достиг слуха каждого в толпе. — Горе пришло к нам! Тати напали на нашу землю, разорили Отишие, Яругу и другие селища, поубивали да поуводили в полон родичей ваших. Но нашлись средь нас выродки, что помогали ворогу!
— Скажи-ка во всеуслышанье, Хохряк, или как тебя там по-другому кличут… Ферапонт? За что тебя отпустили? За то, что ты им про людей Перхуна рассказал? И за то, что и дальше заболотным помогать вызвался?
— Не губи, господине! — Ферапонт попытался было обнять сапоги Хоря, но тот брезгливо отпихнул его от себя. — Не хотел я сиротинить своих деток и внучат. Как они без меня, без кормильца? — слезы текли по морщинистому лицу и терялись в пегой клочковатой бороде.
— А мои трое как? Должны с голоду помирать, али в куски податься? Да я тебя сейчас своими руками… — Еремей только по голосу узнал в поседевшей, неопределенного возраста бабе, бывшую первую красавицу и хохотушку Перхуниху.
— И я… А мои… — толпа угрожающе надвинулась, но Хорь, подав знак ратным, чтобы скрестили копья и оттеснили людей, дождался тишины и продолжил:
— Боярин знает о нашей беде и скоро приедет сам на выручку. А пока он повелел мне все семьи, что без кормильца остались на Горку взять, да к посильной работе приставить у себя в боярском хозяйстве, чтоб не голодали и не холодали. Тем же, кто был верен в сии тяжкие дни и на сторону ворога не переметнулся даровать все права старожилов, не глядя, где они раньше жили и когда в нашу землю пришли. Переветников же ждет кара суровая.
— Глядите и слушайте все! Да иссечен будешь ты, Хохряк, твоим же оружием, да не упокоишься ты ни во земле и ни в воде! — Подошедший Вуефаст приподнял Ферапонта за волосы. Взмах ножа и дикий вопль огласил опушку.
— Да будут помнить тебя яко злодея-переветника до тех пор, покуда камень не почнет плавать, а хмель тонуть! — Два глухих удара ослопом и два новых вопля, сменившихся затихающими завываниями.
— И дети твои да будут рабы и в сей век и будущий! А вы, — повернулся Хорь к связанным, — хорошенько запомните, что видели в этот день! Ибо жить и работать вам теперь на Горке и дети ваши будут залогом вашей верности!
— Ладно, — обреченно махнул рукой Тороп, поняв, что отвязаться от Снорри не удастся. — Я пойду встречаться с нужным человеком, а ты жди меня в корчме у городских ворот.
— Во, это ж совсем другое дело, — сразу повеселел скальд, — надеюсь там найдется бражка?
— Найдется, найдется.
Оставив драккар за поворотом реки и Руальда за старшего, Тороп с двумя своими людьми и Снорри отправились в город на встречу. Точнее, на встречу с человеком Журавля отправился сам Тороп, а Снорри предстояло приятное свидание с пивом, которого он был лишен уже неделю, что причиняло нурманну тяжкие страдания.
Пройдя вместе через городские ворота, спутники разделились — трое продолжили путь по городским улицам, а один толкнул дверь корчмы, из-за которой неслись весьма приятные запахи стряпни.
Корчма была переполнена народом, но местный охранник, окинув вновь вошедшего внимательным взором, быстро очистил от двух захмелевших забулдыг дальний стол — на него явно произвели должное впечатление и одежда пришельца и меч, примостившийся у того за спиной. Через пару мгновений к комфортно расположившемуся на скамье Снорри подошла молодая прислужница:
— Чего изволите, мой господин?