Гибель «Кречета»

Во время боёв с белофиннами в двухмоторный бомбардировщик Девяткина угодил зенитный снаряд. Штурмана убило, а лётчика тяжело ранило. Выбраться из кабины с парашютом у него не хватило сил. А тут ещё один мотор вышел из строя. Лётчик, теряя сознание, из последних сил старался на одном моторе перетянуть машину через линию фронта. На высоте в триста метров самолёт пересёк окопы. Навстречу плыл лес. Больше Девяткин ничего не помнил. Очнулся в госпитале.

Начались скитания по врачебным кабинетам. К полётам его так и не допустили. Отдел кадров Военно-воздушных сил назначил Девяткина начальником только что созданной школы авиамехаников. Это его не удовлетворяло, он был молод, стремился летать и чувствовал себя совершенно здоровым. «Никаких заскоков», как он выражался, у него не было. Поэтому он настойчиво добивался, чтобы его признали годным к лётной работе. Комиссия направила его на исследование в ту же больницу, в которой находился Соколов.

Профессор Стрельников, заметив, что больные быстро подружились, поместил их в одну палату.

На вопрос Девяткина, чем он занимался до болезни, Соколов, опустив глаза, ответил:

– Думал когда-то стать преподавателем. Кончил курсы по двигателям внутреннего сгорания. Но обстоятельства сложились не в мою пользу.

– А что будешь делать, когда выпишут отсюда?

– Не знаю.

– Может, пойдёшь работать ко мне в школу – здесь же, в Москве? Смог бы преподавать?

Соколов пожал плечами.

– Диплом есть?

– Был.

Вскоре в больницу приехал Воробьёв. В кабинете главного врача он познакомился с Девяткиным.

– Буду говорить с вами откровенно, – сказал он лётчику, – мне и профессору поручено взять шефство над Петровым. Профессор со своей стороны сделал всё, что от него зависело. Со своей стороны я тоже хочу кое-что сделать для Петрова. Но прежде чем решить, как ему помочь, хочу посоветоваться с вами. Не смогли бы вы взять его к себе в школу? У него нет ничего, кроме паспорта...

Девяткин лишних вопросов не задавал.

– Понимаю, товарищ Воробьёв. Мы с Петровым долго беседовали на эту тему.

– Вот и отлично. И могу вас обрадовать: профессор сказал, через полгода будете летать.

– Спасибо! Это моя мечта, – ответил лётчик.

Друзья увиделись вновь

В школе авиатехников на первых порах не очень дружелюбно встретили нового преподавателя: замкнутого, мрачного, болезненного.

– Шепелявый, косоротый, понять его трудно, – ворчали курсанты, но вскоре привыкли к речи Петрова, а когда убедились, что он справедлив и доброжелателен, стали хорошо к нему относиться.

Соколов работал с увлечением. Наконец-то он нашёл новое место в жизни! Но ему казалось, что он занят ещё очень мало, а хотелось бы работать круглые сутки, чтобы совсем не оставалось времени на печальные раздумья, на тоску о семье. Он очень обрадовался, когда пришла в голову неплохая, как ему казалось, мысль – попробовать шире сочетать теоретическую учёбу курсантов с практической работой. Эту идею поддержал Девяткин. Они добились разрешения организовать при школе мастерские для ремонта авиационных моторов. Разыскали трёх опытных мастеров, добыли недостающее оборудование.

Вообще дела шли неплохо, и об этом Девяткин не раз сообщал Воробьёву.

Соколов-Петров дотемна пропадал то в классах, то в мастерских. Там ему легче дышалось. С преподавателями он встречался редко и был с ними немногословен. Единственное, что Соколов позволял себе после работы, это – шахматы. Без особого труда он стал чемпионом школы авиатехников по шахматам. Второе место завоевал курсант Розенфельд и только третье – занял сам Девяткин.

Петров стал заметной фигурой в школе авиатехников.

Вновь появилось у него важное и интересное дело – обучать этих милых, пытливых парней, приобщать их к авиации. Как говорится в поговорке – жизнь без цели, что корабль без управления. У него была цель, и всё-таки на душе было тяжело.

* * *

Луч солнца пробился сквозь задёрнутые шторы в комнату Соколова и запрыгал «зайчиком» по стене. За окном весело зачирикали воробьи. Разве можно добровольно проститься навсегда и с солнцем, и с птицами, и с цветами, и с хорошими ребятами, которые его теперь окружают...

Как-то незаметно весну сменило жаркое лето.

Школа авиатехников помещалась на окраине города. Сразу за учебным аэродромом начинался парк, переходивший в густую, обширную рощу. Поблизости протекала не широкая, но глубокая речка.

В воскресное июньское утро, свежее и тихое, Соколов, накопав червей, отправился с удочкой к воде. Он отвязал лодку и стал грести к небольшому мысу, заросшему кругом осокой. Там, как говорили курсанты, неплохо клевало.

Неподалёку от берега он опустил на дно привязанный к верёвке камень, заменявший якорь, и закинул удочку.

«Эх, сюда бы Вовку», – невольно подумал Соколов. Сынишка уже подрос для рыбалки. Сколько бы они оба получили удовольствия!

Метрах в двухстах наискосок от мыса на крошечном песчаном пляже загорали несколько курсантов. Они только что вылезли из воды. Видно было, как от их влажных, розовых молодых тел поднимаются струйки пара. Один из парней, заметив преподавателя, сложил руки рупором и закричал: