Гибель отложим на завтра. Дилогия

— Нет. Сначала я должен найти Шейру. Мне все равно как. Я готов обыскать весь мир. Я найду ее. Я должен.

— Не стоит, — грустно покачал головой Видольд.

— Ты свободен, иди куда хочешь. Но не я. Я иду искать Шейру.

Телохранитель не тронулся с места, но очень странно посмотрел на него.

— В чем дело, Видольд?

— Прости, Кхан, — откликнулся воин. — Но мы не найдем твою жену.

— Конечно мы найдем ее! Я найду!

— Нет, Кхан. Когда я с помощью чар пытался узнать, что с тобой, я узнал еще кое-что…Прости…

Элимер застыл в страшном предчувствии, умоляя небо, чтобы Видольд не произнес следующих слов. Но он произнес:

— Твоя кханне… она в долине вечной охоты. Прости. Ты найдешь ее, только когда сам там окажешься.

«Тьма. Тьма и холод. Скрежет ледяной стали. Выпотрошен! Навсегда убит! Шейра! Нет! Шейра! Тьма. Холод. Убит».

— Кхан, эй, Кхан, — кто-то тряс его за плечо. Он обнаружил себя сидящим на земле, над ним склонялся Видольд. Следующее движение, порыв — и вот он уже яростно схватил телохранителя за грудки.

— Ты лжешь! Безмозглый олух, ты все лжешь! Я не верю! Ненавижу тебя, сука! Я убью тебя! Я своими руками… Да ведь это ты виноват! Ты отпустил ее! Ты виноват! Убью, мразь!

Видольд покорно сносил эту ярость горя, хотя кхан с размаху несколько раз долбанул его головой о ствол дерева, в почти смертельной судороге вцепившись в его одежду. Элимер что-то вопил в ненависти ко всему миру — громко, неистово, долго.

А потом столь же неистово умолк. Да, молчать тоже можно неистово. Видольд знал это. Он тоже через такое прошел. И даже через большее.

Руки кхана ослабли и, безвольно, словно плети, повисли вдоль тела. И больше ничего. Так он и стоял, покачиваясь. И продолжил бы стоять, если бы Видольд силой не усадил его на землю. Но и тогда ничего не изменилось. Элимер молчал. Казалось, будто он умолк навсегда. Казалось, будто он покойник. В глазах не осталось ничего. Совсем. Только сами глаза — мертвая часть тела, пустое вместилище бесконечного ничто.

Видольд поднял руку и пальцами дотронулся до лба кхана. Тот не отреагировал. Он и не мог, он не чувствовал ничего.

«Я даю тебе силы, — прошептал Видольд, почти не шевеля губами. — Я даю тебе силы плакать и чувствовать боль. Мальчик, я даю тебе силы жить».

Вся боль мира обрушилась на Элимера. Казалось, она заполнила пустоту очей. Казалось. А на самом деле переполнила. Ее оказалось слишком много, слишком невыносимо много, и она хлынула через край.

И вот — Великий Кхан Великого Отерхейна, жестокий завоеватель, гроза подданных, катался по земле и рыдал подобно ребенку — громко и заунывно.

— Идем, Кхан, — хмуро обратился к нему Видольд, как только слезы Элимера иссякли, и он вновь погрузился в молчание. — Идем, нам пора. Еще есть дела.

— Ничего нет. Никаких дел больше нет, — голос его осип, его с трудом получалось расслышать. — Все неважно.

Помолчав, он добавил:

— Мы с братом так по-разному начинали, а пришли к одному и тому же. Насмешка Ханке. Мы оба все потеряли.

— Не будь безмозглым дутлом, Кхан! — прикрикнул Видольд. — Это твой брат все потерял. С него сейчас и впрямь нет никакого спроса. А вот ты обязан подумать о сыне! Но ты даже не вспомнил о нем!

Элимер вкинул взгляд на телохранителя:

— Мой сын. Таарис! Он жив? Ты что-то знаешь?

— Он жив. Потому и говорю: пора идти.

— Но куда… — простонал Элимер. — Где искать… как найти? — схватившись за голову, он зарычал. — Куда идти?!

— Иногда, Кхан, нужно просто встать и пойти. Сделать шаг. А там — видно будет. Давай! Поднимайся, сожри тебя Ханке!

И Элимер послушал. Покачиваясь, он встал с земли и нетвердой походкой направился к коню.

— Вот и хорошо, — пробормотал Видольд.

* * *

Уже не один час они ехали по пыльной дороге, окруженные растущей вдоль нее приветливой зеленью, согретые ласковыми утренними лучами. Но Элимер всего этого даже не замечал. Опустив голову, он ссутулился в седле словно раненый, предоставив Видольду самому выбирать путь. Лишь ближе к вечеру оторвал он взгляд от дороги и, безучастно посмотрев на воина, спросил:

— Куда мы едем?

— Навстречу твоему сыну.

— Мы даже не знаем где он…

— Я знаю.

Вот теперь в глазах Элимера полыхнула искра жизни.

— Где?!

— В руках одной крестьянской девчонки. Она уже покинула разрушенную деревню и движется, чтобы вернуть тебе сына. Так она обещала Шейре перед ее смертью.

— Шейра… — голова его вновь опустилась. — Как она умерла?

Видольд помедлил секунду, словно раздумывая, но потом осторожно ответил:

— Как и многие — под руинами. Случайность. Стихиям безразлично кого убивать, а кого миловать.

— Умерла, ненавидя меня…

— Не ной! Айсадка тебя любила. Она жалела о своем побеге. Потому и просила вернуть тебе Таариса.

— Эта крестьянка… как она меня найдет? Она не знает, куда идти.

— Не знает. Но всякий раз выбирает нужную дорогу, нужный поворот. Я веду ее. Она думает, что движется по наитию. Но разбойники сходят с ее пути, а люди, готовые помочь, наоборот встречаются. Она идет навстречу нам, мы — ей.