Пока служитель говорил, он катал воск между большим и указательным пальцами, держа его над верхушкой фонаря, который держал в другой руке. Стрекотание молитв прекратилось, когда женщины отодвинулись от шипящего металлического каркаса фонаря.
Дама протянул ему закрытую записную книжку со шнурком, перекинутым через переднюю панель. Служитель покрыл петлю воском, в который Дама затем сильно вдавил свое кольцо с сердоликовой печаткой. Процесс запечатывания блокнота Веттия был точно таким же, за исключением того, что у солдата была печатка из позолоченной бронзы.
— О чем вы спрашиваете? — прошептал Веттий под прикрытием музыки, доносившейся с крыльца, и молитв, которые женщины возобновили, как только служитель вошел в церковь с блокнотами.
— Я спрашиваю о здоровье моей жены и троих детей там, в Гадесе.
— Вы ведь не из Испании, не так ли?— спросил солдат, рефлекторно проверяя в уме свои данные.
— Никогда там не был, — согласился Дама. — И никогда не был женат.
Дверь церкви открылась, пропуская служителя с маленькими тарелками. Он поднял их, но не двинулся с места, пока за ним не закрылась дверь.
Музыка прекратилась. Ропот толпы стих до общего вздоха.
Тарелки с грохотом ударились друг о друга. На крыльце перед служителями стоял высокий худощавый мужчина.
— Митра! — выпалил торговец — слишком тихо, чтобы его могли подслушать, но все, же было глупо говорить это здесь.
Дама разбирался в говорящих змеях и способах чтения запечатанных блокнотов, но у него не было, ни малейшего представления о том, как Пирр появился из ниоткуда таким образом.
— Я приветствую вас, — воскликнул Пирр голосом, пронзительным, но не особенно громким, — во имя Христа и Глаукона, Раба Божьего.
Веттий прищурился.
Дама, хотя и не был уверен — было ли невежество солдата настоящим или просто притворством, наклонился еще ближе, чем того требовала толпа, и прошептал: — Это имя его змеи. Той, бронзовой.
— Добро пожаловать, Пирр! — загудела толпа. — Пророк Божий!
Двойной удар! Это испугало обоих мужчин, но мало кого из других верующих встревожило. Служители с факелами размотали короткие хлысты с хлопушками. Они стегали воздух, чтобы поставить выразительный период в последовательности утверждения и ответа.
Пирр развел руками, словно распахивая двустворчатую дверь. — Пусть все враги Бога и его слуги будут далеки от этого дела, — воскликнул он.
— Пусть все враги Пирра и Глаукона будут далеки от этого дела!— откликнулась толпа.
Треск - треск!
— Да благословит Господь императоров и их слуг на Земле, — сказал Пирр. Пирр, как показалось Веттию, приказал, хотя объектом приказа было божество.
— Он ведь не станет рисковать, если дело дойдет до суда за измену?— пробормотал солдат.
— Да благословит Господь Пирра и Глаукона, его слуг! — радостно откликнулась толпа.
Торговец кивнул. Те, кто находился вокруг них, были слишком погружены в трепетную атмосферу происходящего, чтобы заметить эти придирки. — Я хочу знать, — прошептал он в ответ, — как долго это продолжится?
— Пирр! Лжец! — закричал человек, стоявший в самом первом ряду. Толпа отпрянула, будто этот крик был камнем, брошенным в ее середину.
— Два месяца назад вы сказали мне, что мой брат утонул во время кораблекрушения! — крикнул мужчина в паузу, которую его обвинение взорвало в ходе процесса.
Обвинитель был невысок и уже лысел, несмотря на то, что ему было всего несколько больше двадцати пяти лет, но черты его лица, вероятно, были достаточно красивы в те моменты, когда ярость не искажала их.
— Богохульник! — крикнул кто-то, но большая часть толпы замерла, ожидая ответа Пирра. Служители были неподвижны, как статуи.
— Его корабль выбросило на берег на Мальте, но он в полном порядке! — в отчаянии продолжал мужчина. — Он вернулся домой, а я женился на его вдове! Что же мне теперь делать, лживый ублюдок!
Пирр сложил руки вместе. Дама ожидал услышать громкий хлопок, но его не было, только пронзительный голос Пророка закричал: — Грешит тот, кто злословит о Боге! Изгони его прочь со своей дороги!
— Вы погубили меня… — начал, было, мужчина.
— «Что за дурные стишки», — подумал Дама. И тут дородная матрона, стоящая рядом с обвинителем, оставила на его лбу кровавую полосу — булавкой с золотой и гранатовой застежкой от ее плаща. Жертва вскрикнула и отшатнулась назад, попав под неуклюжий удар хрупкого на вид мужчины вдвое старше его.
Толпа дружно зарычала, как собаки, загоняющие кабана, а затем дружно бросилась вперед.
Брусчатка была плотно уложена в бетон, но несколько разъяренных прихожан нашли куски строительного материала такого размера, что ими можно было размахивать, и швырять. Это грубое оружие представляло большую опасность для остальной толпы, чем для предполагаемой жертвы, — его сбили на четвереньки, и он полз мимо вышитых сандалий, сапог с шипами и голых ступней, и все это пинало его с убийственным намерением.
Веттий с целеустремленным взглядом начал приближаться к сердцевине насилия. Торговец, для которого общественный порядок был скорее благом, чем обязанностью, схватил его за руку. Веттий резко дернул руку, чтобы высвободить ее.