Алтарь стоял на круглом пьедестале высотой, равной высоте пола зала, и имел около четырех футов в диаметре. Поскольку сам алтарь был прямоугольным, мне не составило бы никакого труда там встать, если бы я мог взобраться на него. После недолгого обсуждения Леон прислонился к пьедесталу, выставив вперед одно бедро. Я сделал короткий разбег, и перепрыгнул с его бедра на плечо, а затем забросил себя на алтарь. На мгновение возникло неловкое ощущение равновесия, так как уступ был шириной не более полутора футов, но второй попытки не потребовалось.
Первое, что я почувствовал, увидев этот камень, было просто разочарование. Это был хрупкий кусок резьбы размером с мой кулак, но материал был всего лишь каким-то стеклом. Второй взгляд сменил мое разочарование на ужас; наконец-то я понял мотив храма. Бросив маленькую фигурку в карман туники, я спрыгнул вниз рядом с Леоном.
— А сколько это стоит? — нетерпеливо спросил он.
— Совсем мало, — сказал я. — Давайте выбираться отсюда.
Мы проковыляли по гладкому полу к остальным, которые сумели поднять решетку своими копьями.
— Ну, давайте посмотрим, — потребовал Антиоп. Я опустил маленькую штучку ему на ладонь.
— Клянусь Кастором! — выругался он, — стеклянный осьминог.
— Адская штука для храма, — пробормотал кто-то. — А как вы полагаете, для чего он здесь?
— Взгляните еще раз на бассейн, — сказал я, — или на эти узоры вокруг глаз. Восемь рук и прищуренный кошачий глаз — вот чему они поклонялись, это точно.
— И это объясняет, для чего был создан этот бассейн, — добавил капитан.
Леон моргнул и выглядел потрясенным. Он был воспитан горцем, и я не думаю, что ему нравилось находиться в бассейне с осьминогами, даже после того, как звери давно ушли. Ну, мне это тоже не очень понравилось.
— Капитан! — крикнул один из мужчин. — Снизу слышен шум.
Мы все собрались вокруг водостока, с тревогой сознавая, что нам придется взобраться на десятифутовую стену, чтобы уйти.
— Там просто плещется вода, — сказал Гилас. — Именно этого и следовало ожидать под водостоком.
— Это очень далеко отсюда, — задумчиво произнес Антиоп.
В глубине провала мелькнуло что-то желтое.
— Зевс, Отец и Спаситель! — воскликнул Антиоп, отскакивая назад, как и все мы.
Затем, когда все остальные стояли в панике, его лицо прояснилось, и он начал смеяться, указывая на вершину купола.
— Отражение, — выдохнул я с внезапным пониманием.— Это был не глаз, а просто отражение верхнего света в воде.
Никто точно не понял, что произошло потом, потому что мы все смотрели вверх, когда Гилас закричал и рухнул в проем. Послышался всплеск, а может быть, он прозвучал и раньше; когда я инстинктивно выглянул за край, внизу не было ничего, кроме клубящихся пузырей.
Мы подняли друг друга в напряженном молчании, все, кроме Леона, который бормотал себе под нос о том, что он видел краем глаза. Он кричал всю ночь, и мои собственные сны были кровавыми и мучительными, пока серый рассвет не разбудил меня.
Когда я открыл глаза, капитан уже ждал меня. — Хорошо спалось?— спросил он.
— Я поморщился. — А вам?
Он поднял руки ладонями вверх. — Достаточно плохо, я почему-то только мечтал утонуть. Хотя, похоже, это может произойти уже сегодня.
Я взглянул на небо. Оно было затянуто черными кучевыми облаками, хотя ветер был все еще не очень сильным.
— Сегодня мы никуда не поплывем, — сказал я.
— Неужели? Вы теперь боцман, вот как, и я поверю вам на слово, но «Доминатор», похоже, готовится к этому.
Я, молча, кивнул. — Адмирал хочет выйти в свободное пространство в море, достаточное для маневрирования кораблей, — предположил я. — Не забывайте, что у нас здесь нет настоящей гавани, и «пятерку» нельзя вытащить на берег. Он постарается удержать корабль носовой частью к шторму с помощью весел и не даст возможности разбить его вдребезги о берег. Хотя, на его месте, я бы больше беспокоился о том, что киль переваливающегося корабля может разломиться, и можно утонуть в середине корабля.
Гонец в течение часа подтвердил мое предсказание, и «Доминатор» вышел один. Однако шторм пока ничего не сломал, и он проплыл уже полмили по гладкому морю, в то время как знойная жара становилась все более невыносимой. Вода была так спокойна, что мы с Антиопом, сидя на носу «Флаера», могли видеть канал на морском дне как прямую темную полосу в зелени.
— Как вы думаете, куда он ведет?— спросил он.
— А куда ведет эта гора? — ответил я, пожав плечами.
Антиоп продолжал настаивать. — Этот конец канала ведет к пирсу, — сказал он. — По крайней мере, это понятно, а другой конец…
Он озвучивал мысли, которые тоже приходили мне в голову. — Дренажная канава, — сказал я. — Полагаю, она должна куда-то вести.
Некоторое время мы оба молчали. Когда я это делал, то намеренно избегал того, о чем мы оба думали.
— Жаль бедняков с нижних палуб, — сказал я, указывая пальцем на пентеру — корабль с пятью рядами весел.
— Жаль всех нас, проклятых этим путешествием, — ответил Антиоп и порылся в своем мешочке. — Как вы думаете, есть ли в этом какая-то ценность? — продолжал он, вытащив на свет фигурку осьминога.