Гибкие этничности. Этнические процессы в Петрозаводске и Карелии в 2010-е годы

В послеперестроечное время в Карелии изменилась форма и функция существования финского языка и культуры. «Национальное» население перестает быть носителем «финскости», она отделяется от этнического происхождения и становится надэтничной. Финскость стала феноменом, не связанным с «этнической группой», хотя государство в своих практиках пользуется этим термином (национальная группа), и он существует в представлениях людей. В формировании подобного рода финскости большую роль сыграли именно система образования и пресса, которые как воспитывали кадры, так и формировали сферу занятости для профессионального (вос)производства финскости. Финскость также поменяла вектор своего применения: теперь это не только культура, существующая на местной основе, но и направленная вовне, на Финляндию, профессиональная деятельность по созданию международных и трансграничных контактов.

В таком виде финскость получает неоднозначные, но в основном позитивные оценки от людей, вовлеченных в институты этничности. Для них она важна как сфера самореализации и саморазвития, и она оценивается как современная и динамичная, как возможность конструировать собственную идентичность. В противоположность ей финскость, связанная с этническим происхождением носителей, может оцениваться как неразвивающаяся, устаревшая. С другой стороны, подобного рода финскость имеет изначально открытый, трансграничный характер и подвержена колебаниям внешней конъюнктуры, связанным не только с политикой России или Финляндии, но и ЕС.

Транснациональность является неотъемлемой составляющей и условием существования финскости в Карелии 2010-х годов. Транснациональные связи пронизывают и институты финскости. Финскость можно представить как основу для формирования транснационального «этнопейзажа» (ethnoscape) (см. Appadurai 1996), внутри которого формируются разнообразные границы, связанные со знанием языка («из семьи» или «из школы»), поколением, моделями работы («старые» советские или «новые» рыночные), оценками исторических событий и т. п. Финскость как социальное и культурное явление, ее границы находятся в движении. Например, некоторые мои собеседники говорили о том, что финскость меняется и в Финляндии. Того, что нам преподавалось как финская культура Финляндии, на самом деле (уже) не существует. Представления о финскости, ее понимание стало более разнообразным. Можно говорить о многоголосии (карельской) финскости 2010-х годов.

Одновременно мои собеседники говорили о том, что финскость теряет свои позиции. Это убеждение принято объяснять неэффективностью национальной политики. Такое представление основано на нормативном совпадении «этнической группы» с «этнической культурой». Мне видится, что неолиберальное управление, прямо или косвенно воздействующее на этничность, надо тоже рассматривать как одну из составляющих этого процесса. Когда институты реформируются таким образом, что людям предлагается прежде всего субъектная позиция «потребителя», языки и культуры меньшинств начинают восприниматься как менее ценные, чем языки и культуры большинства. Управление советского периода, направленное на модернизацию общества и человека, в том числе и с помощью национальной политики, получило продолжение в неолиберальном капиталистическом управлении. Их результаты воспринимаются – парадоксально – однотипными: как недостаточная поддержка и в конечном счете размывание национальных культур и языков. С другой стороны, неолиберальная экономика делает из этничности товар, необходимый для функционирования рынка. О финскости говорили как о «бренде» или свойстве Карелии, пригодном для ее «брендирования» как национальной территории, необходимом во внутренней конкуренции регионов России.