Гиблые земли

Некоторые из них напялили маски мертвых и похороненных соседей, родственников, знакомых. «Бабушка» грозила пальцем из окна: платок сполз с головы, обнажив череп с клочками седых волос, лицо оплыло, сморщилось. В окно кухни высунулся «дед»: трупные пятна расцветили его лицо, один глаз вытек, но второй пристально смотрел на Бориса, а губы шевелились, как черные черви, шептали: «Не уйдешь, не сбежишь». Борис не слышал, но знал откуда-то, что он говорит именно это. Из подвала высовывался школьный сторож, который спьяну замерз в сугробе – морозы в тот год стояли лютые.

За дверями подъездов, за деревьями, за углом каждого дома прятались, неотрывно буравя Бориса взглядами, паукообразные, многорукие, кривые, кряжистые, приземистые и, наоборот, тощие создания. Одни были похожи на людей, другие не напоминали их даже смутно. Борис боялся вглядываться, запоминать, хотя уже тогда понимал, что они будут сниться ему до самой смерти. Пока многочисленные твари лишь смотрели, но Борис понимал: они выжидают момент, чтобы наброситься.

Не в состоянии смотреть на это, теряя рассудок, он побежал. Опустив голову, чтобы не видеть никого и ничего и не споткнуться, Борис несся вперед, как подросток на футбольном поле, позабыв про лишний вес, нездоровое сердце и одышку. Прочь отсюда, прочь!

Он не разбирал дороги: в подобных случаях человек бежит не куда-то, а от кого-то (или чего-то). Так и вышло, что он удалялся от дороги, ведущей в сторону Липницы, по которой пришел в В-26. Понял это Борис, когда впереди выросли обвалившиеся корпуса, соединенные переходами, огромная металлическая труба – остатки некогда процветающего предприятия.

Поселок остался позади. Борису удалось покинуть его. Но, чтобы попасть в Липницу, нужно выйти на ту единственную дорогу, которая ведет к В-26. О том, чтоб вернуться и пройти через весь поселок, речи не шло. Борис понимал, что не сумеет сделать этого, да и получится ли? Дадут ли ему уйти во второй раз, позволят ли? Проверять не стоило.

Теперь, забаррикадировавшись в доме, Борис полагал, что ничего твари ему не сделали бы, они в тот момент еще ни на что не были способны, кроме как пугать и показывать страшные картинки. Их требовалось «оживить», повернуть ключик в гнилых спинах, чтобы они набрались сил, и существа желали, чтобы Борис сделал это.

Его толкали к этому – а он, дурак, безмозглый кретин, повелся, поддался…

В тот день выход представлялся лишь один: покинуть пределы старого комбината и, обогнув поселок, выйти к дороге. Направление Борис представлял, мальчишкой излазил всю округу, посему задача выглядела выполнимой.

Борис не учел того, насколько сильно разросся ставший нехоженым лес, того, что нет у него навыка ориентироваться на местности (а если и был когда-то, то он его утратил). И злой воли «гиблых земель», как называла их бабушка (он надолго забыл, а теперь вспомнил это, как и многое другое), не учел тоже.

Результатом стало то, что он заблудился, – сделал то, над чем всегда иронизировал.

Его раздражало, когда люди самонадеянно отправлялись на поиски приключений в лес или горы, будто это сквер в черте города, понятия не имея, как поставить палатку, пользоваться компасом, разложить костер, искать дорогу. Они считали, что дикая природа – нечто вроде парка развлечений, где все к услугам посетителей, а за каждым деревом – палатка с мороженым и соками.

Незамутненные идиоты часто пытаются лезть в горы без тренировки и снаряжения; идут в лесную глушь, а потом их ищут с собаками и вертолетами. Борис был убежден: любители не должны воображать себя профессионалами, на природе нужно держаться привычных маршрутов и проторенных дорог, не следует лезть в горы и огромные лесные массивы.

Был убежден – однако наступил на эти грабли. Извинить его могло лишь то, что он никак не предполагал, что близ Быстрорецка окажется непролазная чаща. И обстоятельства были, прямо сказать, экстремальные.

Борис с каждым шагом забирался дальше и дальше, туда, где деревья стояли все плотнее, сжимая вокруг него кольцо. Начался и закончился дождь, в лесу было сыро, но путник мучился от жажды. Телефон выронил, потерял, не помня, где и когда.

Но, как оказалось, то было еще далеко не самое страшное.

Борис осознал это, как только лес расступился, и он оказался на поляне, где стояли три дома. Едва глянув на них, Борис с трудом подавил желание припустить обратно в чащу («Пока меня не заметили!»), но двинуться с места не удавалось. Мужчину словно парализовало.

К тому же его давно заметили, теперь он знал это наверняка. У них были на Бориса свои планы; прошло несколько минут – и он понял, какие именно. Его озарило, теперь он ведал, помнил со всеми подробностями – и про бабушку, и про чудовищ, и про то, что уже бывал тут.

«Ты обещала, что я все забуду, – мысленно обратился он к бабушке, – и я забыл. Ты велела возвращаться только в крайнем случае, а лучше не делать этого вовсе. Но я ослушался, и вот я здесь».