Гиблый Выходной

Лева вытер взмокший лоб и вернулся к прерванному занятию по ощупыванию карманов мертвеца. Наткнувшись на мобильный телефон, он чуть не воскликнул от радости! Теперь он сможет позвонить, ведь на свом телефоне у него кончилась зарядка и он отключился. «Ура!» – воскликнул Лева сам себе и включил в незнакомом телефоне контакты. И только увидев в контактах совершенно неизвестные ему имена и прозвища, до него дошло, что в чужом гаджете не было и не могло быть списка из его родного телефона. «Тупица!» – поругал себя Лева и даже застыдился, что опыт не делает его мудрее и из-за своей подростковой глупости он то и дело вляпывается по самые уши.

Обыскав мертвеца и на найдя более ничего нужного, Лева оставил его и отполз обратно за свой станок. За станком в тени он чувствовал себя в безопасности. Как в норе, как в собственном доме. Это место вокруг станка и было для него и для дяди Вити вторым домом, где они проводил по восемь часов в день пять дней в неделю. Тут за станком, где проходила батарея отопления Нилепин и Герасименко оборудовали для себя двоих нечто сходное с купе железнодорожного вагона, где были и крохотные топчанчики для послеобеденного возлежания и стулья и даже столоподобный предмет, сотворенный из половины бракованного дверного полотна серии «Пьяцелли» цвета «ББМ». В железном шкафчике, приютившимся в самом незаметном углу и просто утопающему в пыли хранились не только детали для станка и инструменты для обслуживания, но и обязательные для любого уважающего себя работника – чай, кофе, сахар, чайник. Хоть на «Дверях Люксэлит» была достаточно просторные раздевалки, служившие также и местами приема пищи, но руководство сквозь пальцы смотрело на то, что многие едят и пьют прямо на рабочем месте. Тут же спят в обед, развалившись на готовых деталях или улегшись на дверные полотна как трупы на прозекторских столах. Тут же играют в айфоны или смотрят «ТикТок». Сейчас Лева не хотел ни чая ни журналов, из шкафчика он достал тетрадь, куда они с Витей записывали отчет о ежедневной проделанной работе. Ведение тетради на каждом станке было обязательно. На последней странице округлым почерком с замысловатой буквой «Ю» рукой Вити Герасименко было выведено несколько телефонов, в числе которых был и номер наладчика Юры Пятипальцева.

Лева набрал этот номер на чужом телефоне.

Гудки. Лева перенабрал вторично.

Гудки.

Последний раз, когда Лева видел Юру, тот лежал под упавшим стеллажом с бобинами пленки, но тот усатенький тип с пистолетом сказал, что разговаривал с наладчиком. Все гудки и гудки… Морщась от острой боли в раненом животе, Лева нашел в написанном на последней странице тетради списке номеров номер главного инженера Коломенского – набрал. Гудки, хотя Нилепину показалось, что откуда-то из глубины сумрачного цеха едва слышится телефонная трель. Едва-едва, Лева этого не утверждал, но, во всяком случае, ему так казалось. Следующим номером, который набрал Лева Нилепин значился в списке под именем «Любаня», так дядя Витя называл мастерицу. Лева не совсем представлял, что скажет Кротовой, когда та ответит и спросит, почему он в цеху, а не дома, но после нескольких безответных гудков Нилепин понял, что и со своей мастерицей связаться ему не судьба. Прижавшись спиной к горячей батареи отопления (невольно на ум пришла острота, что Леву греет тепло Августа Дмитриева), Нилепин набрал номер одного из работников цеха – Сереги. Тот ответил быстро и Лева дрожащим шепотом постарался объяснить Сереге что происходит в цеху, но тот, оборвав его на третьем предложении и задав несколько уточняющих вопросов, назвал Нилепина феноменальным придурком, а его шуточки – дебильными и не смешными.

Лева хотел позвонить Зине Сфериной, очень сильно хотел, но ее номера в тетрадке не было.

Он позвонил охраннику Тургеневу, заранее готовясь, что услышит брань сонного Ивана. Ведь он же с суточной смены и естественно спит с ночи, но оказалось, что тезка великого русского писателя не отдыхает, а сидит в детском садике у своего сына на утреннике. Утренник называется «Мартафля». Нилепин задал вопрос по поводу странности названия, на что Тургенев пояснил, что это праздничек, включающий в себя сразу два события – 23 февраля и 8 марта. Нилепин напомнил, что 8 марта давно прошло, а 23 февраля и подавно и Вани Тургеневу пришлось объяснять, что такое карантин по краснухе детском садике. После этого Лева Нилепин поблагодарил за разъяснение, попрощался и отключил связь. Потом хлопнул себя по лбу. Зачем он звонил? Какое, на фиг, еще «Мартафля»! Перезванивать Тургеневу Лева постеснялся.

Он вздохнул и набрал очередной номер – Соломонова.

Гудки!