– Не придуряйся. Мы тебя осенью похоронили, – Нилепин дотянулся до чайника и запил вареное яйцо прямо из носика, его кадык ходил вверх-вниз, вода струилась по подбородку. Потом он долго морщился и держался за живот. Чайник с грохотом упал. – Где ты был, Коля?
Тут мимо них прокатилась человеческая голова, подрыгивая и подскакивая. Вслед за этим они оба вздрогнули от пронзительного отчаянного вопля.
Вне времени
– Ты не можешь быть ангелом!
– А кто же я, мать твою?
– Да откуда я, к хренам собачьим, знаю кто ты такая! У тебя на лбу не написано. Может ты теннисистка, а может швея-мотористка. У меня есть одна знакомая, она продавцом на мясе работает, ты на нее смахиваешь. Может ты тоже свининой торгуешь на базаре? – возмутился Константин Соломонов. – Ангелы вообще существа бесполые, а ты баба.
– Я бесполая баба.
– Что за ахинею ты, мать твою, плетешь? Как может быть баба бесполой? Ты баба, у тебя сиськи!
– Ты бы пихнул мне, красавчик?
– Пихнул бы, – не стал возражать Соломонов. – Но ведь ты, мать твою, ангел! Я не хочу пихать ангелу. Я стесняюсь. Будь лучше бабой, бабе я бы пихнул.
– Но я ангел, хочется тебе этого или нет.
Ангел махнул крыльями и размял шейные позвонки. Точно таким же движением головы, как делает это сам Соломонов. Константин Олегович высморкнул нос и стряс сопли с пальцев, а то, что не стряслось вытер о пол, на котором сидел.
– И че тебе, мать твою, надо? – спросил он.
– Чтобы люди, мать их, любили друг друга.
– Ты тоже поклонница оргий? Смотри-ка, ангелам ничего человеческое не чуждо.
– Я не совсем такую любовь имею в виду.
– Да понял я. А что тебе надо конкретно, мать твою, от меня?
– Ну… – замялся ангел и почесал пальцев в ухе. – Типа я пришла за тобой, твое время истекло, так что давай поднимай свою задницу и полетели за мной. И пошевеливайся, скоро концерт по каналу «Спас».
– Какой концерт?
– Тебе-то что за дело? Хоровое пение, ты таким не интересуешься.
– А куда ты меня зовешь? Постой-ка, уж не хочешь ли ты сказать, мать твою, что я дуба дал?
– Ну вроде того.
– Ни хрена себе… И че, теперь я, типа в рай попаду?
– Только если поторопишься. Вставай, мать твою, харэ валяться.
– А что там в раю?
– А то ты сам не знаешь. Вечный кайф, будешь лежать на облачке, жрать манну небесную и слушать как я тебе на арфе буду играть.
– И все?
– Я тебе еще буду петь ангельским, мать его, голосом.
– Долго?
– Вечно.
– А вечно это сколько?
– Хрен его знает, – пожал плечами ангел. – Всегда.
– Слушай, – замялся Соломонов, – а ты это… точно ангел?
– Да ты задрал уже! Че, крыльев не видишь? Глаза разуй.
– То-есть там внизу у тебя ничего нет? Ты типа, как манекен? Ну-ка, подыми хламиду.
– А! Так ты хочешь мне пихнуть? – ангел рассмеялся. – Я тебя разочарую. Такие опции в нашем раю не включены. Никакого разврата, за этим следят.
– А это… ну там…
– Никакого алкоголя, никакой наркоты и баб! – отрезала ангел. – Ничего подобного! Будешь только лежать на облаке и слушать мою арфу. Больше ничего не придумано.
– Но, мать вашу, я не хочу слушать арфу. Это скучно! – возмутился Соломонов. – На хер она мне нужна, ваша гребанная арфа!
– А ты думаешь мне будет по-кайфу вечно перед тобой комедию ломать? Ты думаешь я рада на твою рожу смотреть вечно? Ни хрена, мать твою! Мне вообще другой типаж нравиться, я не люблю кудрявых. Это как-то стремно. Но рай есть рай и будем привыкать друг к другу. Говорят, лет через семьсот-восемьсот происходит типа адаптация. Ладно, харэ болты болтать. Ты будешь задницей шевелить или нет?
– Ну на фиг.
– В каком смысле?
– Мать твою, я не хочу такой рай. Я хочу чтобы были бабы, вискарь, я вот в «Киберпанк» люблю порезаться. А у вас, поди, ни одной игры не будет.
– Две тысячи лет назад, когда придумывался рай, никаких компьютерных игр не было, – назидательно ответила ангел, стряхнув с длиннополой рубахи какую-то крошку. – Так что, просим прощения, мать твою. Можем предложить такую игру: берется три костяных палочки и камушек, одна палочка вертится…
– Какая, на хрен, палочка? Какие камушки? Я не согласен!
– Ты че, в отказку пошел? Вот когда придумаешь свою религию, тогда и будешь свои порядки навязывать! А пока работаем по старой схеме.
– Хрень какая-то! Я так не хочу.
– А кто хочет? Я? Я сверху видела, как вы тут внизу на байдарках плаваете. Я очень хотела бы попробовать на байдарке, мне бы понравилось. Но я должна буду такому мудотрясу как ты, мать твою, играть на арфе. А на ней всего четыре струны. Приличные мелодии ни хрена не играются. Так… хрень какая-то. Ну со временем я научусь, мне вот «Литл Биг» нравится, попробую… Впрочем – нет, не положено. Это слишком современно, а мы, видишь-ли, консерваторы. Вставай.
– Да ну тебя в баню. Никуда я не полечу, мать вашу. Я еще пожить хочу.
– Не положено.
– Ну хоть немножко.
Ангел задумчиво вздохнула.
– Ну ладно, мать твою, уломал… – сказал она. – Живи пока, а я концерт по «Спасу» позырю. Наверху скажу, что у тебя госпитализация была. Только ты тоже потом меня не закладывай, лады?
– Лады.
Ангел еще раз размяла шею и взмахнула крыльями