Гиблый Выходной

Вайнштайн приоткрыл один глаз. Охранник по обезьяньи замахал ручищами и даже запрыгал от дисфорической досады. Продолжая мычать «УБЬЮ! УБЬЮ!!!», он принялся колотить Никиту отломаным стальным полотном по лицу. Никите, по-правде сказать, это не понравилось, но он побоялся сопротивляться, только снял очки и зажал их в ладони. Удары были неожиданно сильными и очень болезненными, у Вайнштайна мелькали всполохи алых искр, хрустели кости лица, трещала переносица. Вайнштайн морщился, отворачивался и хныкал, шмыгая кровоточащим носом, но не делал даже слабой попытки вырваться. А охранник, наколотившись вдоволь, встал с плачущего Никиты и, корчась от безумия, подобрал с одного из станков канцелярский ножик с пластиковой желтой рукояткой. Нож, конечно, был смехотворным, но острым как бритва.

С безумным воплем «УБЬЮ!!!», охранник бросился с ножиком на лежащего Никиту, целясь лезвием тому поперек шеи. Вайнштайн опять зажмурился.

Он так и лежал, зажмурившись и затаив дыхание, когда вдруг услышал рев двигателя, гудение приближающегося механизма, фырканье выхлопной трубы и вдруг крик и грохот совсем рядом с ним. Грохот был громкий, долгий, Вайнштайн зажмурился еще сильнее, мечтая провалиться сквозь землю на другую сторону планеты.

«Не надо… – беззвучно молил он разбитыми губами. – Пожалуйста. Не надо. Не надо, пожалуйста. Не хочу. Не хочу. Я не дядя Рафик. Я не хочу. Не надо, пожалуйста».

Грохот стих, но в ушах продолжало звенеть, а перед сомкнутыми веками вспыхивали алые вспышки. Он еще долго лежал на полу в совершенно беспомощной состоянии, повторял как мантру ничтожные слова и сжимался от каждого дуновения ветерка. Когда же почувствовал прикосновение к плечу, то тут же непроизвольно закричал и распахнул глаза, более всего на свете боясь увидеть перед собой перекошенную рожу бешенного охранника и приставленное к горлу окровавленное полотно штыковой лопаты.

Он одел перекошенные очки.

Возле него на корточках сидела та самая убежавшая маленькая девушка. А за ней на заднем плане пыхтел автопогрузчик. Не произнося ни слова, девушка помогла Никите подняться. Приняв вертикальное положение и опираясь на близстоящий станок с толстым слоем пыли, Никита Вайнштайн посмотрел на автопогрузчик, на поваленный им и рассыпавшийся по полу поддон с нарезанным ДВП и на обутые в высокие ботинки ступни ног, выглядывающие откуда-то между этим поддоном и огромным передним колесом погрузчика. Погрузчик вообще стоял не ровно, а будто заехав на что-то, его вилы были направлены не паралелльно полу, а смотрели немного кособоко и чуть вверх.

И были густо окровавлены.

Лоскут камуфляжа рваным флажком колыхался на одной из двух вил.

– Меня Любой зовут, – произнесла девушка. – А ты кто?

Из-под колес погрузчика растекалась зеркальная лужа крови.

Никита Вайнштайн пожал плечами.

12:23 – 12:42

Лева помог снять ему его толстую тяжелую телогрейку, но Авдотьев быстро вырвал ее из молодых юношеских рук и бережно уложил ее рядом, аккуратно сложив краями внутрь, будто не хотел, чтобы Нилепин видел какого цвета у нее подкладка. Любые попытки Левы подвинуть телогрейку в сторону пресекались Колей на корню, криворукий старикашка почему-то держался за свою вонючую телогрейку как за святыню. Уложив телогрейку на стул без спинки, Авдотьев лег на нее животом подставив спину вверх. В худой спине между ребрами виднелась окровавленная серебристая шляпка гвоздя. Нилепин попробовал подковырнуть ее ногтями от чего Авдотьев дернулся и жалобно застонал.

– Я начну с самого начала, – проговорил Коля, лежа животом на стуле. – Я ведь как-бы… Ну… грех на мне лежит один, боюсь не отмыть…

– Что за грех-то? – спросил Лева, доставая из шкафчика ящик с инструментами.

– Грех сребролюбия. Поддался я греху симу, ох поддался. Теперь вот расплачиваюсь я. Карает Господь меня. Поддался я слабости, давно еще поддался, да сил не хватало вырваться из сетей греховных. Слаб я был, Левушка, да и сейчас слаб я, Бога мало во мне. Телец золотой показался мне притягательней Бога родного моего. Ослеплен я был рогами его сияющими и не ведал что творил. Продался я тельцу проклятому. Другим людям служить стал.

– Кому? – Нилепин выбрал плоскогубцы с синими ручками. Подступившись к Авдотьеву сверху, Лева с осторожностью уцепил плоскогубцами крохотную головку гвоздя. Коля немножко взвыл.

– Платили мне, Левушка, ох платили. А я дурак глупый служил им. А кто платил – спросишь? Так Володя Нильсен, помнишь такого? Раньше работал у нас в офисе.

– Менеджер по реализации? – вспоминал Лева, который лично не застал Владимира Андреевича Нильсена, но нередко слышал о нем от коллег.