Гид по чаю и завтрашнему дню

Мы обе нервно смеемся, и я жестом прошу ее говорить первой.

– У меня появилась связь несколько недель назад, с тех пор как отправила имейл. Но ты уехала в Англию, и я подумала, ты будешь занята… И мне было немного страшно звонить, честно говоря. – Я киваю, и она продолжает: – Мне не нравится, как мы разъехались. Я так и не успела объяснить. Лайла, многие годы я только наблюдала, как ты очаровываешь всех своей едой.

– Стеф…

– Нет, послушай. Ты приносила крокеты или свой флан, и люди тут же улыбались. Они забывали о своих проблемах и стрессе на некоторое время. И я всегда считала это твоим даром. Твоей магией.

Мой подбородок морщится. Но я продолжаю слушать.

Стеф смотрит вниз, затем снова на меня.

– Я тоже хотела обладать своей магией, отдельной от твоей. Я хотела менять людей, помогать им. И я больше не хотела ждать. Я поступлю в университет, но позже. Я не знала, как сказать тебе…

Я поднимаю ладонь в воздух.

– Подожди. Я вела себя не как подруга, которой можно было об этом рассказать. Прости меня за это. Прости, что заставила уехать так далеко и что пыталась распланировать твою жизнь.

Ее лицо смягчается.

– Мы обе налажали.

– Да, это точно. – Я делаю вдох, затем выдох. – Ты счастлива?

Она мгновенно кивает.

– Очень.

Она рассказывает мне про Африку и про то, что там делает – спасает жизни, меняет людей. Ее лицо оживленно мерцает, но она не рассказывает подробностей о приключениях.

– Я наконец-то привыкла к климату и отсутствую кондиционеров.

– Когда приходит продовольствие, мы боремся за темные шоколадные батончики.

– Шляпы и белые футболки с длинным рукавом – мои лучшие друзья.

Стефани рассказывает о Гане, людях и новых навыках, как будто читает о своей жизни из глянцевой туристической брошюры. Подруга о чем-то недоговаривает.

Я не знаю, что с этим делать. Я переминаюсь с ноги на ногу, затем зарываюсь под одеяло. Я не могу устроиться с удобством, поэтому перенимаю эстафету и рассказываю ей об Англии. Только говорить об Англии – это как вырезать собственное сердце из груди. Пока я держу его перед собой, оно уверенно пульсирует, как метроном, поддерживая во мне жизнь. Но сердце, бьющееся между моим телом и лицом Стефани на экране, холоднее и бледнее, чем сердца должны быть.

Поэтому я не углубляюсь в детали. Я тоже недоговариваю: мои истории как сладкий топинг на выпечке. Они присыпаны сахарной пудрой и смазаны манговым муссом. Я не могу рассказать подруге о тяжелых горьких начинках для замков и черного чая с ванилью или о насыщенном бисквитном торте из новых друзей и песен. Я не могу рассказать о мотоцикле, зелени и валунах, из которых выпекла хрустящий хлеб и самого пекаря. Себя.

– Дожди так часто идут. Намного чаще, чем в Майами.

– Тебе понравились бы акценты. Они всегда за все извиняются.

– Там столько старины. Можно увидеть автомобильную заправку рядом с пятисотлетним зданием.

Стеф морщит нос.

– С каких это пор ты говоришь «автомобильную» заправку?

Я даже и не заметила. У меня не получается рассказать, почему я привезла домой так много от другой страны. Так же как у меня не поворачивается язык рассказать ей об Орионе. Ничего. Nada.

Я на сто процентов не способна сказать подруге, которая часами плакала со мной из-за Андре, ни единого слова об Орионе. Наши с ним отношения в Англии только мои, я ни с кем не буду делиться. Я даже не могу назвать его имени или сказать, что у меня на коленях его свитер, потому что, если это сделаю, я вырежу остатки сердца из груди. Мне придется запереть его, чтобы не потерять контроль.

Но разве Стеф не моя лучшая подруга? С другой стороны, что, если есть африканский Орион или дюжина других историй за шоколадными батончиками и соломенными шляпами, о которых она ничего не говорит мне?

Если это правда, то все в порядке. И раз уж все в порядке, я понимаю, что мы не такие же, но разные, в нашей новой, но старой дружбе. Мы просто теперь разные.

Что делать, когда от нашего словесного потока остаются лишь капли и долгое молчание? Для этого у меня нет подходящего рецепта. Раньше мне никогда не приходилось расставаться с лучшей подругой. Мы импровизируем.

– Думаю, я продлю свой контракт, – говорит она.

Об этом я уже догадалась.

– Я горжусь тобой. И всегда буду гордиться. – Эти слова больше всего похожи на правду.

– Не знаю, когда мы увидимся снова, – произносит Стеф.

Слезы подступают, но мое сердце вернулось внутрь и с щелчком встало на место. Туда, где должно быть.

– Я тоже не знаю, когда увижу тебя снова.

Ее глаза поблескивают от слез.

– Я тоже всегда буду гордиться тобой, Лайла.

– Я буду следить. За всем, что ты делаешь. Всем хорошим.

Она кивает и улыбается.

– Я буду следить за тем, как ты завоевываешь мир. – Затем она смотрит влево и вправо. На несколько секунд – которые кажутся вечностью – виснет тишина, плотная и серая, как тучи. – Нам пора прощаться, – шепчет Стеф.

И она говорит не только о звонке.

– Я люблю тебя, Стефани.

– Te amo, Лайла.

Экран гаснет. Но дружба не умирает. Вместо этого она бежит своей дорогой многие мили через мосты, по трассам и пескам пустыни. Без нас.

Глава 33