Гидра

Глеб и Галя переглянулись и пошли за толпой. В какой-то момент Галя отпустила руку Глеба и ускорила шаг, распихивая мужчин. У насосной станции рослый детина коленом прижимал к земле человечка в кожаном плаще. Человечек извивался и напоминал попавшего в ловушку нетопыря.

– Золотарев, – сказал сквозь зубы Заяц.

– Товарищи! – крикнул поверженный бригадир, протягивая руку к штыку, воткнутому в грязь вне поля досягаемости. – Пролетарской волей масс были побеждены и ликвидированы товарищ Гидра и ее мелкобуржуазные приспешники! Справедливость восторжествовала! – На бритом черепе Золотарева запеклась кровь. Кто-то стрелял в него, но пуля лишь чиркнула по скальпу. – Я больше не представляю угрозы для трудящихся, – сказал Золотарев слезливо. – Что было, то прошло, товарищи! Чары Старых Богов сгинули! Милосердие – доблесть советского гражданина! – Золотарев бросил попытки дотянуться до клинка и посмотрел на приближающуюся Галю. – Галина Юрьевна, – обрадовался он, – обрисуйте ситуацию, объясните заблуждающимся товарищам, что я был пешкой в лапах высших сил!

– Держите его, – тихо сказала Галя.

Кандыба скрутил руки Золотарева, а подоспевший Церцвадзе придавил к земле ноги.

– Держите меня, – сказал бригадир. – Вы что удумали, товарищ артистка?

Галя подняла штык.

– Это Стешка меня с пути истинного сбила… на ней вся ответственность…

Галя опустилась коленями в грязь, расстегнула ремень Золотарева и стащила к коленям галифе вместе с трусами.

– Что, нравится? – оскалился Золотарев. – Потаскуха, я ведь сразу…

Галя отсекла бригадиру член. Его глаза вылезли из орбит, истошный крик ударил по ушам. Из обрубка полилась толчками малиновая кровь. Бывшие пленники Ямы поморщились. Глеба затошнило.

Недрогнувшей рукой Галя отрезала Золотареву яйца и бросила их в лужу. Золотарев визжал и колотился о землю. Глеб посмотрел на Галю в ужасе. В этот миг она сама напоминала древнюю богиню, несущую разрушение. Глеб отвернулся.

Глава 43

Дождь кончился в два. Разошлись тучи, луна отразилась в долгой ленте Ахерона. Гидротехник Кандыба – по росту, что ли – взял на себя роль командующего. Он предложил пересидеть ночь у затопленного котлована, и большинство поддержало его, а меньшинству предложили мандовать в темную тайгу, раз оно, меньшинство, такое смелое. В итоге предложение приняли все. Заяц, и Егорыч, багермейстер с погибшей «Ласточки», и кучка выживших речников наведались на склад и приволокли ящики с провиантом. Запылали костры. По кругу передавались хлеб и консервы. Сильнее всего люди обрадовались папиросам.

Среди зэков оказался первоклассный угонщик, и на экспроприированном «москвиче» Корсар и Церцвадзе отправились в лагерь сезонников. На обратном пути они заехали в поселок, чтобы срезать с фонаря повешенных товарищей и попрощаться с Мусой.

Толпа на пристани пополнилась двумя ранеными лэповцами и якутом Петькой, раздосадованным тем, что ему не довелось расквитаться с врагами. Спасенные знакомились, набивали животы, пересказывали подробности сражения, подначивали друг друга. Корсар пыхтел трубкой. Речник по имени Клим делился планами, в них фигурировал самогон его тещи. Егорыч говорил о Боге, который не явился в восемнадцатом году, и несколько человек внимательно его слушали.

Из лагеря Церцвадзе привез Галины вещи. Она с удовольствием избавилась от ритуальной сорочки, облачилась в сарафан и обулась.

Все это время Золотарев кричал.

Он кричал четыре часа, прерываясь лишь изредка, и полз по дороге. Периодически кто-то из строителей подходил к нему, брал за щиколотки и деликатно оттаскивал на прежнее место. Золотарев снова начинал ползти.

Корсар, устав от воплей и проклятий, вызвался прикончить бригадира.

– Нет, – отрезала Галя.

Что-то в ее взгляде заставило Корсара сглотнуть и поднять руки в примирительном жесте.

– Хозяйка – барыня.

Золотарев умер на рассвете, как настоящий вампир. Петька по Галиной просьбе проверил его пульс, но Галю это не удовлетворило. Не убедили ее даже дохлые пиявки, валяющиеся вокруг. В ублюдке было до черта пиявок! Взяв у Корсара винтовку, Галя прижала ствол ко лбу бездыханного Золотарева и спустила курок. Бригадир остался лежать в грязи, уставившись пустыми глазами в сереющее небо.

– Вот теперь все.

Глеб наблюдал за ней, сидя у костра. Любил ли он ее, как раньше, как на поляне у болот? Галя надеялась, что да.

– Напомни мне никогда тебя не обижать.

– Не обижай меня никогда, – напомнила она и прижалась к нему. Посмотрела на Церцвадзе, Корсара, на Зайца, задумчиво изучающего погнутый амулет и охотничий нож. Дом, чистенькая квартира казались такими же далекими, как планета Юггот. «Может, взять с собой штык, наведаться на Мосфильмовскую и кастрировать Кешу? Нет, бабушка, ты права. Слишком много чести».

– Приезжайте к нам в Москву, – сказала Галя, затягиваясь табачным дымом.

– Да ну ее, – ответил Заяц. – Кроме Мавзолея, и смотреть не на что. Я лучше в Ленинград.

– А что там?

– Там Старые Боги, – проговорил Заяц. Ночь прибавила ему лет, преждевременно состарила. – А у Старых Богов – старые задницы, которые надо надрать.