Гидра

– Папа помог мне. – Галино тело в мокрой сорочке напоминало светящуюся лампочку под абажуром.

– Папа?

– Как-нибудь потом расскажу. – Галя подняла связанные руки.

– Ах, точно. Прости. – Глеб огляделся. Модуль для персонала судна защищал их от желтых очей Гидры, но не позволял выяснить, что творится на берегу. К машинному отделению прислонился забытый багор. Глеб воспользовался им, чтобы острием перепилить путы.

– Ты – мой рыцарь, – сказала Галя.

Он не успел ответить. Кто-то прыгнул на палубу с другого бока земснаряда, невидимый за надстройками, но весьма шумный. Глеб выставил багор, как копье. Страх покинул его, ушел на дно. Дав Гале знак притаиться, он прокрался вдоль модуля и осторожно выглянул за угол. Пальцы расслабились на древке.

– Заяц?

Мальчишка расширил глаза.

– Вы? – Он сместил взор за плечо Глеба. – Галина! Живая!

Друзья обнялись под треск выстрелов. Котлован заволокло дымкой. Автоматчики сгинули с эстакады, но в кряжистой фигуре на берегу Глеб узнал Стешку.

– Кто стреляет?

– Наши! – Заяц выпятил горделиво грудь. – Мы освободили пленников. Марионеткам кирдык.

– А шогготам? – спросила Галя.

– Вы ей не рассказывали?

– Не было времени.

– Бабушка Айта сожгла всех шогготов.

Галя просияла.

– Она здесь?

– Она мертва, – погрустнел Заяц. – И многие другие тоже.

– А Вася? – спросил Глеб.

– Крошит марионеток – их остатки. У нас там полный кузов динамита. К утру…

– Мальчики! – ахнула Галя.

Глеб проследил за ее испуганным взглядом. Земля на берегу вспучивалась и трескалась. Не возле страшного рыла, а в двадцати метрах от него. Гидра скривилась, скосила желтые бельма, глядя на растущий горб жирной земли. Из трещин вырвались наружу серые колонны.

«Черви!» – подумал Глеб, вспомнив собственную статью о строительстве московского метро. Но потом он различил что-то вроде мантии между колоннами и понял, ошеломленный: эти громадины – не черви, а перепончатые пальцы! Это рука Гидры, уставшей ждать, когда ее откопают слуги.

Стешка снова вскричала на гортанном языке обреченных миров. Глеб уронил багор и обнял дрожащую Галю. Пальцы богини сжались, увенчанные когтями, на каждый из которых можно было бы насадить человека. Трещина побежала по склону к воде – вдоль шевельнувшегося в земле предплечья великанши.

Заяц попятился и задом вошел в багерскую рубку. «Он хочет уплыть? Но какой в этом смысл, мы в озере, вокруг тридцатиметровые склоны! Или он рассчитывает тараном с фрезой выдолбить проход в Ахерон?»

Заяц сосредоточенно поколдовал над пультом. Зашумел генератор, заработал вал на носу корабля. Всасывающая труба поехала вверх, за ней потянулись из воды соединенный с судном пульпопровод и весь понтонный мост. Стрела фрезерного рыхлителя поднялась.

«Как член», – посетила Глеба идиотская ассоциация.

Заяц дернул рычаг. Глеб и Галя заскользили по палубе, крепче обнявшись. Земснаряд поворачивался, плюясь густой гидросмесью из намывной трубы. Пульпопровод выгнулся и лопнул, исторгая грязь и отпуская кораблик в свободное плаванье.

– Давай, «Ласточка»! – крикнул Заяц. – Давай, родненькая!

Ступицы рыхлителя завертелись, ускоряясь. Плужные, снабженные отвальными зубьями, ножи фрезы отряхнулись от влаги и грязи. Дождь разбивался о мачту, выставленную, как кавалеристское копье, параллельно бурлящей поверхности озера.

До Глеба наконец-то дошло, что задумал мальчишка. Судно двигалось к берегу, тень рыхлителя упала на глинистый склон. Поплавки и куски пульпопровода стучали о корпус земснаряда. Железное днище заскребло о камни, пассажиров швырнуло спинами в рубку.

Стешка кинулась наперерез свихнувшейся «Ласточке» – любой ценой защитить свою богиню. Рыхлитель качнулся вправо, повинуясь юному багермейстеру. Вращающийся кулак снес Стешке голову, ножи подбросили вверх фрагменты черепной коробки и ее содержимое. Обезглавленное тело Стешки шлепнулось в жижу под корпус надвигающегося земснаряда. Кровь мерзкой ведьмы была ярко-алой.

– Получай! – воскликнула Галя.

Судно подпрыгнуло на камнях, пропахало глину и ткнулось стальной мордой в берег.

– Еще чуток! – крикнул Глеб.

Рыло Гидры было прямо перед ним, огромное, чудовищное, испепеляющее желтыми глазищами. Богиня отворила пасть в немом вопле. Крючья зубов загибались внутрь, а между ними извивался язык, похожий на теленка, с которого содрали кожу. Дыхание чудовища пахло мерзлым мясом.

Заяц грудью налег на пульт управления. Мачта поползла к небу.

– Не дотянется! – пискнула Галя, косясь на великанскую кисть, копошащуюся по щебню. Молния сделала ночь днем и декорировала ад тенями застывших чертей.

Заяц обрушил рыхлитель на Гидру. Фреза мазнула по серой харе, зубья вгрызлись в плоть, сорвали клочья шкуры. Ножи чиркнули по кости. Глаза богини потемнели. Черный кисель хлынул из раны, рот открылся шире, вдавливаясь челюстью в глину. Глеб не слышал крика твари, но в ушах появились пробки, а в висках запекло. Галя тоже сморщилась и потрогала нос. Из ноздрей капнуло красное.