Гидра

Шоггот выскочил наперерез. Живая «борода» распалась на лепестки, разверзлась пасть в клиньях страшных зубов. Галя неслась прямо в этот зев.

Она рванула руль. Мотоцикл окатил шоггота пылью. Галя сбросила скорость, панически соображая, как ей быть. Вариантов не оставалось. Лесовоз приближался – сейчас махина сметет наездницу.

Может, это и есть выход? Она погибнет, и Золотарев не снимет печать, не освободит Гидру?

Галя тряхнула запыленной шевелюрой и рванула с пути лесовоза. В лес. Мотоцикл соскочил с дороги. Сиденье-лягушка больно ударило в задницу. Руль разболтался, но рама пока не лопнула в районе крепления, и обод переднего колеса погнулся лишь самую малость. Галя неслась по склону, стараясь лавировать между деревьями. Хвойная лапа стегнула по щеке, к стеклам очков прилипла труха. Галя вытерла их рукавом. Она летела вниз, в груду гниющего буревала, выставившую валежины, как копья. В последний момент Галя свернула, уходя от неминуемой смерти. Далеко ли? Летящий в лицо сор и сгущающиеся сумерки мешали обзору. Сваленные лиственницы, трухлявые пни загромождали проезд. Галя включила фару, посмотрела вбок и застонала. Шоггот сигал с гранитной глыбы на гранитную глыбу. Не отставал. Под колесами шуршала галька.

«Вот каким будет мой конец, – пришла обреченная мысль. – Меня разорвет монстр, мои останки приберет лесное зверье. Лучше свернуть шею». Словно стремясь к этому, Галя слетела с плоского камня. Колеса прокрутились в пустоте, а затем испытали раму на прочность, вонзаясь в рыхлую землю. Галю подбросило. Она чудом не перелетела через руль.

Мотоцикл остановился, расшвыривая грязь. Галя подняла голову. Шоггот предстал во всей дьявольской красе, изготовившийся к прыжку с откоса. Галя рванула туда, где, как ей казалось, заросли редели. За ее спиной шоггот скатился с каменной гряды и припустил по кочкам.

«Отвянь, придурок!»

Лесная тропа петляла. Пятно света металось по стволам. «Ковровец» ошалело пыхтел, как бы говоря: за что ты так со мной? Галя бросилась меж березовых колков и восторжествовала, увидев равнину в широких волнах увалов. На открытом пространстве у нее появлялся призрачный шанс.

Галя прибавила скорость и покосилась на деревья. Шоггот мчал по кромке леса, почти параллельно с ней. Черная тень, сливающаяся с подлеском. Мотоцикл вскарабкался на пологий взлобок.

«Давай, дорогой, еще немного».

Немного до чего? До смерти? Твердая почва сменилась вязкой жижицей. Комары взвились над рыжей травой. Галя рулила, ища проход на сушу, но земля под марью становилась все мягче. «Ковровец» сбился с упругого ритма, издал хлопок, зажужжал. Галины ноги погрузились в лужу. Мотор заглох и больше не отвечал на призывы очнуться.

С колотящимся сердцем Галя спрыгнула с мотоцикла, и он завалился на бок. В свете фары кружился таежный гнус. Галя посмотрела по сторонам. Темное небо над темным зловещим болотом. Кочки – как могильные насыпи. На одной из них, в десятке метров от добычи, восседал шоггот. Он напомнил нефритовую статуэтку Ктулху, которую Галя видела в Государственном историческом музее. Красноармейцы забрали божка из бункера Гиммлера в разрушенном Берлине. Неведомый скульптор изобразил крылатого бога, сидящего на корточках. Миниатюрная статуя производила впечатление гигантского обелиска.

У Гали не было ни ружья, ни даже камней вокруг, чтобы обороняться. Она сорвала очки и побежала по топи. Тень отделилась от кочки, бесшумно обогнула жертву и замерла впереди. Галя побежала в другую сторону. Шоггот, забавляясь, обогнал ее и припал к траве, наблюдая. Был ли он разумен? Имел ли врагов в том страшном мире, который его породил? Галя замедлила шаг, вымотанная. Ноги подгибались.

– Что смотришь? – крикнула она. – Девчонку сожрать удумал, слабак?

Шоггот наклонил голову, прислушиваясь. Щупальца поджались к пасти.

– Чего ты ждешь?? – Галя топнула, разбрызгивая бурую воду. Пришло осознание скорой гибели. Надоело бегать. Она лишь надеялась, что Глебу удалось уйти от преследования, что он сейчас в Рубежке, звонит на материк. И пускай чертову стройку сотрут с лица земли!

Галя хлюпнула носом. На благополучно проваленном приемном экзамене в «Щепку» она декламировала «Слово о полку Игореве». Слова сами собой полились из Гали. Будто стихи могли обезболить или помочь смириться с неизбежным.

– Обернусь я, бедная, кукушкой, по Дунаю-речке полечу и рукав с бобровою опушкой, наклонясь, в Каяле омочу.

Шоггот не шевелился. Наверняка ему не читали раньше стихов. Точно не «Плач Ярославны».

– Возлелей же князя, господине, сохрани на дальней стороне, чтоб забыла слезы я отныне, чтобы жив вернулся он ко мне!

Белые огоньки зажглись над Ямой. Шоггот задрал к звездам кишащую щупальцами голову и весь вытянулся. Забыв следующий катрен, Галя вернулась к началу стихотворения:

– Над широким берегом Дуная, над великой Галицкой землей…

Шоггот сорвался с места и побежал… прочь от Гали. Открыв рот, она смотрела, как монстр растворяется в ночи. Недоверчивая улыбка тронула губы: неужели спаслась? Но как? Стихами? Или у шоггота возникли неотложные дела?