Гидра

Енин поежился, когда из кипяточной его окатило пьяным хохотом. Листовка на дверях гласила: «Нет Старым Богам, заклинаниям и мракобесию – всему, мешающему великой творческой работе трудящихся масс». За Шлиссельбургским трактом трещал лед Невы, что-то упорно искало путь наружу. Запущенные фабрики теперь производили лишь мрак, крысят и сыпной тиф. Летом в реку ушли все рабочие судоремонтного завода…

Енин воодушевился, прочитав на табличке название нужной улицы. Силы покинули его при виде нужного дома. Закопченный кирпич, кучка черепицы и остов печи в снегу. Дом сгорел. Явно не сегодня и не вчера.

«Спекулянт обманул меня».

Звучало как: «Ух ты! Вода меня намочила! Нож порезал!»

Енин сел посреди пепелища и прислонился спиной к печи. Пусть он замерзнет насмерть. Пусть посиневший труп занесет снегом. Плевать.

Он не знал, сколько просидел так, наказывая себя за преступную наивность. Кларкаш-Тон! Атлантида! Почему уж не Альхазред? В окне соседнего дома мелькнул огонек, дверь отворилась, на крыльцо вышел мужчина в армяке и с керосинкой в руках.

– Доброй ночи, капитан. Не желаете чая?

Енин замотал головой.

– Ну же. Вы совсем окоченели, а я как раз собрался чаевничать.

Енин встал нерешительно и приблизился к дому. Мужчине было лет пятьдесят, невысокий, смуглый, с тяжелыми веками, наползающими на глаза, и землистыми щеками, обвисшими, словно из-под них вынули хомячьи припасы. Он потратил немало времени, чтобы попытаться замаскировать лысину остатками шевелюры, и потерпел сокрушительное поражение в этом деле.

Мужчина вошел в дом. Енин, помедлив, двинулся за ним, прикрыл дверь и почувствовал, как болит продрогшее тело.

– Простите, что потревожил ваш покой, – сказал мужчина. – Я довольно долго наблюдал за вами. Я ужасно любопытен. Михаил Алексеевич. – Мужчина поклонился.

– Сеня…

– Не стойте в коридоре, проходите в гостиную. На той кушетке вам будет тепло.

Енин сел возле работающей буржуйки. Ее мощности не хватало, чтобы отопить просторное помещение, но скованные холодом мышцы начали оттаивать. Закололо в пальцах ног. Енин оглянулся на самовар и шкаф с книгами.

– Сеня, значит. А дальше?

– У меня фамилия – как у Ленина. Только без одной буквы.

– Хм. – Михаил Алексеевич огладил подбородок. Он кого-то Енину напоминал, но кого? – Лени? Лнин?

– Нет. – Енин улыбнулся.

– Странно. Что ж, я надеюсь, вы – не вор. Это бы меня расстроило. Не то чтобы здесь было чем поживиться, но это не мой дом, и я несу ответственность за чужое имущество. – Михаил Алексеевич нацедил из крана парующую жидкость и подал гостю кружку. – Здесь живет мой друг.

– И где он? – Енин не расслаблялся, помня криминальные сводки «Красной газеты». Не только грабежи, но и случаи каннибализма. Человек с мягким голосом и лицом стареющего актера не смахивал на людоеда, однако кто знает, что у него на уме? Вызывали подозрение учтивые манеры, что-то женское в жестикуляции и эти внимательные, лукавые, контрастирующие с «ленивыми» веками глаза.

– Друг спит. – Михаил Алексеевич всмотрелся в гостя и щелкнул пальцами: – Ленин без буквы – Ленн!

– Нет. – Снова Енин невольно заулыбался. – И я не вор. Я – дурак.

– Отсюда поподробнее.

Енин отхлебнул из кружки. Горячее растеклось по желудку.

– Мне пообещали книгу. Я отдал за нее карточки на питание, но никакой книги нет.

– Что за книга?

– Неважно. – Енин посмотрел на дверь.

– Полагаю, речь идет о тайных знаниях? После Сдвига на них помешались.

– Откуда вы?..

– Обычная догадка. Нечто столь ценное, чтобы лишиться продуктов…

– Вы правы, – вздохнул Енин. Смутно знакомому мужчине хотелось доверять.

– Чем же вам помочь? Карточек у меня нет, еды тоже. – Михаил Алексеевич прижал указательный палец к губам. Енина осенило.

– Я вас знаю. Видел ваше фото в папином журнале. Там вы молодой, с бородкой и усами. – Енин порылся в памяти. – Вы – Кузмин. Поэт.

– Вы меня разоблачили! – поднял руки Михаил Алексеевич. – А что до молодости – мне кажется, я всегда был старым и больным.

– Почему «капитан»?

– Что?

– На улице вы назвали меня «капитаном».

– О! Просто образ. На этом пепелище вы напомнили мне капитана, потерявшего в буре корабль.

– Корабль дураков… – пробормотал Енин.

Вновь Кузмин пристально на него посмотрел.

– Совершенно случайно у меня с собой есть книга. Вещь необыкновенной силы.

– Правда? – Енин спохватился. – У меня слишком мало карточек.

– Я привык голодать, – отмахнулся Кузмин. – А кирпичного чая и дров хватит на какое-то время. – Он прошелся к столу и вытащил из портфеля тонкую книжку в бежевой обложке. Обложка выглядела совсем новой. – Это подарок.

Енин принял книгу и не сумел скрыть разочарования.

– Осип Мандельштам… Это же просто стихи.

– Мандельштам не пишет просто стихов, – возразил Кузмин с хитрой улыбкой. – Запомните, капитан. Это – тайные знания, слова, сложенные в особом порядке, и если что-то может противостоять хаосу, то только поэзия.

– Спасибо… – Енин допил чай и встал. – Мне пора домой.

– Прощайте, капитан. Не забудьте о том, что я сказал.

Енин кивнул и двинулся к выходу.

– Я понял! – воскликнул Кузмин. – Ваша фамилия – Ульяно?