Хилл оттолкнул Зи, упал, вскочил, метнул болт, краем глаза увидел отворяющиеся двери Алью Хисс, бегущего к ним Ориса. Бросился к храму, уворачиваясь от свистящих болтов и ножей. Проскользнул мимо старика в черной рясе. Затормозил, обернулся…
Вот он, узел в сотканном полотне: на залитой солнцем площади, в трех дюжинах шагов от храма, горожане и стражники окружает двух девочек. Старшая, с красными шелковыми лентами в косах, обнимает плачущую малышку, гладит по голове. Один из стражников говорит что-то Лоньяте, подает руку, помогая встать. Растрепанный беловолосый старик подхватывает на руки Язирайю, заговаривает с ней, машет рукой на стражника: мелькают черные, без белков, глаза. Зи показывает Слепому Нье кусочек гномской охры, тот исчезает в его рукаве третьего брата…
Никто из стражников не смотрел в сторону Алью Хисс, кроме одного, совсем молоденького, окруженного еле уловимым голубым сиянием дара. “Шерский бастард”, - подумал Хилл под тихий скрип закрывающейся двери эбенового дерева. Кирлах, не глядя на них с братом, прошел мимо, за алтарь. Чернильным пятном в красноватом свете витражей мелькнула ряса, стукнула дверь в пристройку, где живут служители храма. Орис и Хилл остались в полумраке одни - до полуночи, когда Темный Хисс примет клятвы подмастерьев и сделает их своими новыми Руками, а Гильдия Ткачей пополнится еще двумя мастерами.
…в полотне судеб лишние нити, и вложу в Руки Мои ножницы, и открою тропы Тени, и будут среди людей зваться они темными ткачами…
Шуалейда шера Суардис
435 год, 13 день Каштана. Риль Суардис.
- Я нарисовала солнышко! Волшебное! - крикнула она, увидев обращенные к ней синие глаза.
- Умничка моя, - откликнулся он.
- Иди, посмотри скорей! - звала она. - Все лучики ровные. А еще я нарисовала тебя…
Солнышки на брусчатке улыбались, сияли, как настоящие. Даже ярче - слепили и жгли… и кружились, кружились: желтые, синие, красные, черные и белые солнышки мелькали и толкались, и тянулись к синеглазому - острые, злые, опасные.
- Зи, беги! - закричал кто-то кому-то.
- Не трогайте его, - потребовала она у стаи остроклювых птиц. - Он хороший!
Птицы не послушались - тогда она побежала к нему, чтобы поймать птиц, объяснить им: нельзя! Он мой!
И не успела. Солнышки завертелись быстрее, почернели, окружили его - у него выросли вороные крылья и когти, синие глаза почернели, а золотое сияние угасло.
- Остановитесь, именем!.. - загремели, засверкали два Имени, слились в одно: красивое, правильное.
Черные солнышки разжали когти, взлетели в небо, выстроились радугой.
- Равновесие, - шептали колокола, отсчитывая мгновения обратно: три, два… - Равновесие, - соглашались две птицы, черная и белая, танцуя в поднебесье любовь и жизнь, ненависть и смерть.
- Не бойся, девочка, - говорил ей слепой старик с волосами белыми, как забвение. - Все будет как должно. Иди домой.
- Домой, домой, - звенели разноцветные лучи, укачивая и согревая.
Домой. Она и есть - дома. В уютном коконе родной магии. И рядом он, любимый: жемчужно-лиловые переливы его ауры ласкают и нежат, слышен его голос - разговаривает с кем-то. Все как должно.
Шу вздохнула, улыбнулась, не открывая глаз. Хотела позвать: Дайм! Но сквозь остатки сна пробился второй голос, властный и незнакомый.
- …сегодня же едешь в Найриссу. Откуда у тебя связь с Источником? Расколол Бастерхази на рецепт?
- Понятия не имею, учитель, - врал Дайм. - Я не участвовал в ритуале. Откуда мне знать? И Шуалейда до сих пор не проснулась. Уже неделя прошла, как она спит. Я опасаюсь оставлять ее одну.
- Чушь. Ничего с ней не случится. В эту вашу башню не то что Бастерхази, сам Паук не заберется.
- Паук не заберется, но если она проснется и не найдет меня рядом…
- Ты что, пообещал жениться? - усмехнулся Парьен. - Кстати, Паук требует проверить твою печать. Так что из Найриссы - быстро во Фьонадири. Будешь доказывать Императору, что не затеваешь заговора, Сашмиру - что непричастен к помешательству посла, и Пауку, что тебе не пора совершать бусиг-да-хире.
Вместо ответа Дайм пробурчал что-то нецензурное, а Парьен продолжил, но уже без насмешек.
- Ладно, не ворчи. Два часа тебе на завершение дел в Суарде, и чтобы через три недели был в Метрополии. А Вашему Высочеству хватит подслушивать.
Шу подскочила, жар прилил к щекам…
Парьен в зеркале покачал русоволосой головой и сощурился.
- Дети, дети, - пробормотал он в спину Дайму, бросившемуся к Шуалейде, и отключился.
***
Всего два часа.
- Я скоро приеду, - обещал Дайм между поцелуями.
Шу верила. Скоро. Если повезет, через два месяца. А может быть, через полгода.
- Я люблю тебя. - Он ласкал её, дарил наслаждение пополам со своей болью.
- Люблю тебя, - отвечала Шу, не обращая внимания на слезы: счастья или тоски, разве их отличить.
Всего лишь два часа.
Из них полчаса - целых полчаса! - они потратили на визит к королю. Тонкий свиток с двумя печатями, кугуаром и весами, на семицветном шнуре, Мардук принял бережно, словно перо из крыла Райны. Неудивительно: указ императора даровал Кейрану безопасность от старшей сестры и шера Бастерхази.