В марте 1937 г. Павел Постышев уехал из Украины. Чекисты устроили ему громкие проводы, на которых начальник Управления НКВД по Киевской области Н. Д. Шаров напился, плакал и обратился к Постышеву с просьбой забрать его с собой, ведь работать без него будет невозможно[949]. Как проходили чекистские гулянки с участием «второго-первого секретаря ЦК КП(б)У», как называли Постышева в политических кулуарах, красноречиво описал С. М. Циклис. В своем заявлении о встрече нового, 1937 г., он, в частности, указывал: «Постышев, окруженный женщинами, пляшет и напевает песенку “Капитан, капитан.”. Музыканты с барабаном из кожи лезут вон, а один из музыкантов начинает плясать с Постышевым. Балицкий доволен, заливается со смеху и танцует фокстрот непристойно обнимая женщин. Бачинский, подливающий коньяк Постышеву и Балицкому, “старейший теоретик” таких оргий, выпивший до бессознательности, потирает руки, доволен. Крауклиса жена тянет в комнату спать. Крики: “Циклис не дает, скупится, не дает шампанское”» [950].
Балицкий говорил Письменному, что Постышев выделяется из всего состава политбюро и что он по своим настроениям ему очень близок. С Постышевым сурово обошлись, но это не удивительно, т. к. Постышев «определенным образом» относится к руководству партии[951].
Первого секретаря Куйбышевского обкома ВКП(б) П. П. Постышева арестуют по ордеру № 978, который подписал М. П. Фриновский, в ночь на 22 февраля 1938 г. на его московской квартире по улице Серафимовича, дом 2. Вместе с Постышевым арестуют и его жену – Т. С. Постоловскую[952]. Продержится он почти полтора месяца, но уже 9 апреля 1938 г. напишет заявление Ежову: «Этим своим заявлением я хочу поставить Вас в известность, что я прекращаю всякое отпирательство и намереваюсь дать органам следствия откровенные свидетельства о контрреволюционной деятельности против партии и Советской власти, которую я проводил в течение нескольких лет»[953].
А еще через двадцать дней оперуполномоченный 4-го (секретнополитического) отдела 1-го Управления НКВД СССР П. И. Церпенто, который вел следствие по делу П. П. Постышева, сообщит руководству, что переданный в ЦК ВКП(б) протокол допроса бывшего первого секретаря Куйбышевского обкома партии был написан по заданию майора госбезопасности Г. М. Лулова им, Церпенто, и капитаном госбезопасности Ю. С. Визелем «без участия Постышева, без его признания вины. Постышев в первый раз узнал о содержании “своих” свидетельств в то время, когда они были ему даны на подпись» [954]. 5 мая того же года Церпенто, который, кстати, 22 июля 1937 г. был награжден за борьбу с «врагами народа» орденом Красной Звезды, еще раз подтвердил, что все свои признания Постышев «лишь подписал, нисколько не прилагая усилий до того, чтобы хоть что-то сказать о своей вине»[955].
Эти заявления Церпенто не спасли Постышева, которого продолжали беспощадно истязать. Сохранились свидетельства людей, видевших его в Лефортовской тюрьме: переломанные ноги, выбитые зубы, все тело в ранах и рубцах. А упомянутого чекиста арестовали 9 июля 1938 г. На допросах Церпенто подтверждал, что по указанию своего начальника Лулова были сфальсифицированы все протоколы допросов Постышева[956].
Следствие констатировало, что «Постышев П. П. в течение нескольких лет был членом центра право-троцкистской организации в Украине. В проведении враждебной работы был связан с Косиором, Чубарем, Балицким, Якиром, Ашрафяном, Вегером, Косаревым и другими. Принимал активное участие в организации и руководстве диверсионно-вредительской работой в Украине. С 1920 г. был агентом японской разведки, которую снабжал важнейшими шпионскими сведениями по Советскому Союзу»[957]. «Японского шпиона» и «правого троцкиста» Постышева расстреляют 26 февраля 1939 г.
А задолго до этого, в начале 1937 г., критика Павла Постышева стала еще одним тревожным сигналом для Балицкого. Однако он продолжал свою политику «регулируемых репрессий», расположение к которой он продемонстрировал на Пленуме ЦК КП(б)У, проходившем с 31 января по 2 февраля 1937 г. Пленум открыл С. В. Косиор, отметивший, что в 1935–1936 гг. в Украине «разоблачения врагов происходило за счет непосредственно аппарата НКВД»[958]. Потом начались выступления, ораторы пытались превзойти друг друга в разоблачении троцкистов. В это время нарком внутренних дел УССР вел себя по-разному: одних защищал, а других почти уничтожал.
Так, например, когда обвинения в троцкизме прозвучали в адрес бывшего прокурора ГПУ УССР Григория Железногорского и бывшего помощника прокурора ГПУ УССР Льва Крайнего-Карпиловского, то Балицкий прервал выступающего: «Сказать, что Железногорский троцкист это неправильно. Я, например, считаю, что Крайний недоказанный троцкист. У него очень много в прошлом плохого, которое свидетельствует против него, но троцкизм у него не доказан, не доказан»[959].
Совсем другой разговор был у Балицкого со вторым секретарем Одесского обкома КП(б) У Ф. Я. Голубом. Процитируем стенограмму: