На Лубянке Якира доставили в кабинет начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР. Бывший сотрудник НКВД А. Ф. Соловьев показал в своих объяснениях в ЦК КПСС от 29 ноября 1962 г.: «Я лично был очевидцем, когда привели в кабинет Леплевского… Якира. Якир вошел в кабинет в форме, а был выведен без петлиц, без ремня, в расстегнутой гимнастерке, а вид его был плачевный, очевидно, что он был избит Леплевским и его окружением. Якир пробыл на этом допросе в кабинете Леплевского 2–3 часа»[1064].
Основной следователь по делу И. Э. Якира – помощник начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР капитан госбезопасности З. М. Ушаков-Ушомирский, который был, как тогда говорили, «хвостом Леплевского». Тот возил его всюду за собой – из Харькова в Москву, из Москвы в Харьков, из Харькова в Саратов, из Саратова в Минск, из Минска в Москву. Позднее Ушаков-Ушомирский писал: «Тухачевского начал допрашивать я 25, а 26. 5. он признался. После этого я получил 30. 5. Якира»[1065].
Уже 7 июня Якир написал письмо Ежову, в котором назвал Балицкого участником военно-фашистского заговора, а также отметил: «Я должен сообщить о специфическом, чтобы не сказать сознательно фальсифицированном, подходе к некоторым делам со стороны Балицкого и его людей. Наряду с большой работой по борьбе с контрреволюцией, проведенной на Украине, были и такие дела. Я имею в виду дело Любченко-Хвыли. Я не берусь говорить с полной ответственностью об этих людях, хотя думаю, что будучи людьми “второго сорта” – они всерьез связали свою судьбу с Советской властью. Но не об этом я хотел сказать, это надо всегда проверять, а о том, что материалы на них готовились примерно, по такому принципу: мало пяти показаний – пошлем еще пять, а их окажется мало – еще добавим. Говорилось это тогда, когда неизвестно было: будут ли еще и откуда такие сводки. В этом вопросе, как мне всегда казалось, решающее значение имели отношения в пределах республики и ЦК: как это Любченко вылезет вперед Балицкого по положению как Председатель Совнаркома Украины. Я знаю, что в этом вопросе с Балицким был и Постышев, мало того, проявлял большую активность и настойчивость. Оба они, и Балицкий, и Постышев ругали меня за поддержку “петлюровцев”…»[1066].
Возникает вопрос, зачем Иона Якир, оговаривая своего друга Всеволода Балицкого и фактически посылая его на смерть, проявляет благородство и пытается спасти Афанасия Любченко, свидетельствуя, по сути, о фабрикации дела против Председателя Совнаркома УССР? По нашему мнению, это было следствием тонкой игры Израиля Леплевского, без санкции которого данное заявление в такой редакции никогда бы не появилось. Во-первых, у Ежова и Леплевского в то время не было стопроцентной уверенности в том, что собранного компромата хватит для того, чтобы «съесть» Балицкого. И тогда в игру был запущен еще один козырь – наркомвнудел УССР обманывал вождя и фабриковал дела против честных коммунистов. Во-вторых, отводя на некоторое время удар от Любченко, Ежов и Леплевский заручались его поддержкой в сборе компромата против Балицкого и Якира.
В это время А. П. Любченко пытался убедить И. В. Сталина и В. М. Молотова в личной преданности. В своих письмах председатель Совнаркома УССР открещивался от бывших соратников, уверял в том, что он «честный большевик», способный «научиться с энтузиазмом бить украинских националистов». Он пишет об атмосфере взаимного недоверия и ненависти, царившей во взаимоотношениях членов Политбюро ЦК КП(б)У, и отмечает, что наибольшим влиянием в украинской парторганизации в 1933–1937 гг. пользовалась неформальная группа П. П. Постышева, к которой относились В. А. Балицкий, Н. Н. Попов, И. С. Шелехес и И. Э. Якир. Командующего войсками Киевского военного округа Любченко называл «главным организатором похода за замену Косиора»[1067].
Когда именно Балицкий узнал об аресте Якира – неизвестно, но 30 мая он как член ЦК опросом проголосовал за постановление Политбюро ЦК ВКП(б) за исключение Якира из партии и передачу его дела НКВД «за участие в военно-фашистском троцкистском правом заговоре и в шпионской деятельности в интересах Германии, Японии, Польши» [1068].
Огромный Дальневосточный край (ДВК), в состав которого входили Амурская, Зейская, Камчатская, Нижнеамурская, Приморская, Сахалинская и Хабаровская области, а также Еврейская автономная область, Корякский и Чукотский национальные округа, по размерам и по оперативно-тактическому значению был одной из важнейших административно-территориальных единиц СССР. Однако состояние дел с разоблачением троцкистской организации в крае давно тревожил высшее московское руководство больше, чем реальные практические проблемы.