Характеризуя работу нового руководства, начальник Управления НКВД по Сахалинской области комбриг В. М. Дреков позднее писал: «На Дальнем Востоке я работал пятнадцать лет, из них восемь – на Сахалине. Провокационные методы стали применяться в 1937 году с приездом на Дальний Восток московской бригады во главе с Балицким и Мироновым. Именно с появлением этих людей начались массовые аресты. Всякая критическая мысль в отношении показаний обвиняемых душилась»[1095].
Отметим, что массовые аресты В. М. Дреков проводил весьма оригинальным способом. Так в июне 1937 г. комбриг приехал в Оху в районный отдел НКВД вместе с пулеметным взводом. Было окружено здание районного отдела, расставлено несколько пулеметов, люди с оружием в руках расставлены по коридорам, за дверями, за углами. Из тюрьмы принесены охапки веревок, после чего в райотдел НКВД стали являться по вызову люди. Их немедленно арестовывали и под усиленным конвоем в дневное время по улицам Охи вели с руками за спиной[1096].
Становилось понятно: и на Дальнем Востоке Всеволод Балицкий начинает действовать масштабно. Однако работать ему здесь пришлось недолго. 19 июня 1937 г. приказом НКВД СССР он был неожиданно снят с должности и отозван в Москву.
Кроме приказа Н. И. Ежов отправил ему и выдержки из письма начальника Управления НКВД по Западно-Сибирскому краю комиссара госбезопасности 3-го ранга С. Н. Миронова. Он присутствовал при встрече В. А. Балицкого и первого секретаря Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р. И. Эйхе. Во время этого разговора, состоявшегося, видимо, в Новосибирске по пути следования в Хабаровск, Балицкий имел неосторожность сказать о том, что арестованный Генрих Ягода на допросах «топит» всех, оговорил многих сотрудников НКВД. Далее Балицкий отметил: обстановка сейчас такая, что арестовать могут любого и могут получить от него любые показания, поскольку в Лефортовской тюрьме бьют арестованных. Упомянул он и о своей дружбе с арестованным И. Э. Якиром. В своих высказываниях косвенно осуждал Н. И. Ежова за многочисленные аресты. И вот ежовское письмо стало Балицкому своеобразным сигналом, что с такими настроениями в НКВД работать нельзя.
Балицкий понял: надо действовать, бороться, ведь речь теперь идет о его жизни и смерти. Он решил искать защиты у И. В. Сталина, которому написал и которого пытался убедить в своей преданности: «Чувства жалости к врагу нет, сам умело и не раз применял самые острые формы репрессии»[1097]. Значительное место в своем заявлении на имя генсека ЦК ВКП(б) он отводил доказательствам того, что ничего не знал о вражеской работе И. Э. Якира[1098].
Когда именно Всеволод Балицкий выехал из Хабаровска, пока неизвестно. В статье бывшего сотрудника Управления КГБ по Хабаровскому краю С. Николаева, посвященной истории органов госбезопасности Дальнего Востока в 1937–1938 гг., находим две разные и неконкретные даты – «в конце июня»[1099] и «в первых числах июля» [1100]. Вместе с тем, известно заявление арестованного начальника авто-бронетанковых войск ОКДВА комдива С. И. Деревцова от 25 июня 1937 г. на имя И. В. Сталина и К. Е. Ворошилова (копия была послана В. А. Балицкому). Это позволяет предположить, что в тот день Балицкий еще находился в Хабаровске. В этом заявлении комдив отказывался от своих показаний, написанных им под диктовку А. А. Арнольдова: «Подписывая эти протоколы я понимал, что выполняю задания ЦК партии, но узнав от жены, что ее выселят, и убедившись по ряду фактов, я понял, что я являюсь не условно, а безусловно арестованным»[1101].
В Москве 23–29 июня 1937 г. состоялся очередной Пленум ЦК ВКП(б). В официальном информационном сообщении о его работе, напечатанном в «Правде», сообщалось: «На днях закончился очередной пленум ЦК ВКП(б). Пленум рассмотрел проект «Положения о выборах в Верховный Совет СССР» и утвердил его. Далее Пленум рассмотрел вопрос:
а) об улучшении семян зерновых культур,
б) о ведении правильных севооборотов и
в) о мерах улучшения работы МТС»[1102].
Но на повестке дня пленума, как теперь выяснилось, было и немало других вопросов, о ходе обсуждения которых мы уже никогда не узнаем точно, так как материалы пленума, находящиеся в бывшем Центральном партийном архиве (ныне – Государственный Архив Российской Федерации: Ф. 17. Оп. 2. Д. 614), содержат запись: «За 22–26 июня заседания пленума не стенографировались»[1103]. Вместе с тем известно, что на этом партийном форуме ни В. А. Балицкий, ни Т. Д. Дерибас не присутствовали[1104].