Гильза с личной запиской

В загон пошли Жигунов и Черепенников. Хрумкая настом, умело давя его лыжами, они зашли в густотье леса и растворились в нем. Словно бы их и не было вовсе.

Но они были – через двадцать минут вдалеке раздались крики, слышимость была хорошая, один из загонщиков дал выстрел в воздух, – для тех, кто стоял на номерах, это был сигнал.

– Слышно отлично, мог бы и не жечь патроны, – сварливо проговорил Микулин. – Не жалеет припас.

Он был прав. Все, что касается охоты – и порох, и патроны, и литые пули, и гильзы с капсюлями ныне стоили дорого.

– Неведомо, в какую трудную минуту этот впустую спаленный патрон пригодился бы нам, – продолжал ворчать Микулин, – а он пригодился бы точно.

Командир был прав. Слишком уж кусачие цены установили власти на охотничьи патроны, а уж на ружья, на стволы с закалкой и воронением – вообще запредельные.

Вдалеке, – а в морозном разреженном воздухе показалось, что совсем рядом, почти за ближайшим кустом, – очень громко, раскатисто ахнул еще один выстрел, с отзвоном толкнулся в твердое небо и, словно бы рассыпавшись на осколки, понаделал в трескучем, наполненном холодом воздухе кучу дырок.

– Похоже, кабан попал под выстрел.

– Вполне возможно… Только наши стрелки в кабана не попали.

С Амура, поднимая звонкие крупчатые хвосты, принесся тугой, непонятно почему пахнущий свежими яблоками ветер, толкнул охотников в спины, обсыпал снежным сеевом и, сшибив с макушек кустов стеклистую наледь, взвыл зло и умчался в глубину леса. Анисимов осуждающе покачал головой:

– Атаман Свист какой-то, а не ветер.

Микулин вытянул голову – хотел услышать, что происходит в глубине деревьев. А там, собственно, ничего и не происходило. Если бы была собака, она подала бы голос, по голосу же всегда можно понять, кого гонит пес, где конкретно находится, к чему надо готовиться и так далее: без пса в лесу плохо. Надо бы поговорить с Ханиным и Фаридом – вдруг у них есть какие-нибудь собачьи зацепки?

До них вновь донесся вскрик, потом еще один, затем все смолкло; через мгновение опять загоготал ветер и минуты три не мог успокоиться, а когда успокоился, охотники снова услышали несколько вскриков и удары палкой по стволам деревьев. Это явно Жигунов веселился, он всегда что-нибудь выдумывал, голова на этот счет у него обычно работала в ускоренном темпе.

В следующее мгновение Микулин услышал негромкое встревоженное хрюканье.

– Оп! – мгновенно вскинулся Анисимов. – Слышал голос?

– Слышал.

– Я, пожалуй, оттянусь от тебя метров на двадцать.

– Действуй! Только не зацепи, когда будешь стрелять из-за спины.

– Не боись, родимый!

Опять раздался вскрик, пробивший Анисимова азартом, как током, – раздался много ближе, чем раньше, значит, загонщики и кабаны уже недалеко.

Ветер утихомирился и вскоре исчез совсем. То, что ветер стих – это хорошо, ведь он гнал запах людей точно на кабанью семью и ориентировал ее, а когда увядший ветер примерз к насту, то и шансов почувствовать вонь горелых стволов и дух человечий у кабанов почти нет.

Семья кабанья возникла внезапно, без единого звука, – не издала ни скрипа, ни шороха, ни щелканья, с которым любят ломаться под копытами всякие промороженные сучки, – вынеслась из-за огрузших в снегу кустов, которые даже не пошевелились, ни одна веточка не дрогнула, – бесшумно.

Идущий впереди стада кабан – отец семейства, увидев охотников, резко свернул влево и в течение нескольких мгновений исчез. Ну будто бы растворился в воздухе. Микулин только приклад успел притиснуть к плечу, а Анисимов и этого не успел сделать, все произошло более, чем стремительно и, кажется, было совершенно нереальным. Может, этого вообще не было?

– Тьфу! – отплюнулся Микулин.

Раз он отплюнулся, значит – было.

– Погнали за ними! – азартно, задыхаясь, словно от бега, выкрикнул Анисимов. – По глубокому снегу они далеко не уйдут. И долго держать скорость не смогут.

– Тьфу! – снова отплюнулся Микулин.

Вновь послышались крики загонщиков, Жигунов с Черепенниковым находились уже почти рядом, следом за криками раздались удары палкой по деревьям: Шарабан старался изо всех сил – очень хотелось ему отведать свежей «боцманятины». Именно «боцманятины», потому что мясо и у папы, и у мамы жесткое, как дерево, его не всегда можно даже сварить: дерево ведь варке не поддается, а «боцманенок» – самое то… Деликатес.

Конечно, Анисимов прав – надо идти за стадом, это первое, и второе – не везде кабаны идут поверх снега, по насту, полно мест, где они вообще уходят под снег и бултыхаются там беспомощно…

Микулин глянул в лес обеспокоенно, краем уха изловил угасающий звук, словно бы кто-то из загонщиков нырнул в снег и нахлебался твердой крупичатой каши, покачал головой, понимая, что стадо может исчезнуть совсем, командно рубанул рукой воздух:

– Анисимов, за мной!

Загонщики обязательно увидят рядом со следами кабаньей семьи следы лыж и поймут, в чем дело. Микулин рванулся вперед, но старт его был очень уж резвым, довольно быстро старший захрипел, стал задыхаться и, сбросив скорость, на ходу выплюнул комок какой-то клейкой непонятной массы, сбившейся у него во рту.